Кроваво-красные бисквиты

– Что? – задохнулся от возмущения Меркурий Фролович. – Два рубля? За одну ночь? – гремел его голос и разносился по всей гостинице. – Да этот хлев не стоит и гривенника! Старуха, ты умом тронулась, откуда такие цены?

Хозяйка, опустив глаза, молчала. Так уж повелось исстари, что цена на товар или какую услугу назначалась не из того, сколько этот товар или услуга на самом деле стоят, а из того, сколько, судя по внешнему виду покупателя, он сможет заплатить. Глядя на своих постояльцев, хозяйка решила – это два рубля. А если одеты чисто, стало быть денежки у них водятся. Вот пусть и раскошелятся, да еще спасибо скажут, что два рубля, а не четыре.

– А действительно, уважаемая хозяйка! – К двери подошел Фома Фомич, которому цена в два рубля тоже показалась чрезмерной. – Сколько вы обычно берете за номер?

– Ну… – Хозяйка продолжала смотреть на свои обутые в опорки ноги. – Это как договоримся. Бывало, что и меньше, а бывало, что и больше…

– Вы хотите сказать… – фон Шпинне окинул взглядом номер, – вы хотите сказать, что вот за это вы брали с постояльцев больше двух рублей?

– А чего же, брала. Комната хорошая, окна на улицу выходят…

– На какую улицу? – оборвал Фома Фомич. – Вы посмотрите, что внутри делается. Свечей нет, номер грязный, замусоренный, окна, которые на улицу выходят, немыты! И за это все вы берете такие дикие деньги?

– Ну, это неправда, что номер замусоренный. Где здесь мусор, покажите мне, где? – хозяйка переступила порог и принялась демонстративно заглядывать в углы.

Это рассмешило фон Шпинне, потому что надобности заглядывать в углы не было. Прямо в центре комнаты на полу валялись, очевидно оставшиеся от прежних жильцов, яичная скорлупа и пучок уже засохшего зеленого лука.

– Вот это что? – указывая на непотребство, спросил Фома Фомич.

– Это лук, как изволите видеть, да еще скорлупа, кто-то нечаянно обронил…

– Лук, скорлупа… а как это называется одним словом?

– Вещи! – ответила, не моргнув глазом, хозяйка.

– Какие, к черту, вещи? Это и есть мусор!

– Вот уж не поверю вам. Это с каких же пор зеленый лук стал мусором зваться? – хозяйка была по-провинциальному упряма, гнула свою линию, слушать возражений не желала.

Кочкин сидел на кровати и, держась за живот, бесшумно хохотал.

– С тех самых, когда стал валяться на полу! – крикнул начальник сыскной.

Хозяйка резво наклонилась, подобрала истлевший пучок и положила на табурет.

– Все, теперь это уже не мусор! – нагло заявила, показывая на лук.

– И теперь это мусор… – продолжал не соглашаться с ней фон Шпинне. Лицо его было спокойным, но глаза источали арктический холод. Но хозяйка этого не замечала или только делала вид, что не замечала.

– Вы что же, платить не желаете, потому и придираетесь ко всему? – тихо и почти ласково поинтересовалась она. По ее тону можно было догадаться, что имеется у нее какой-то козырь в рукаве, который она еще не предъявила, но уже очень к этому близка.

– Да! – кивнул фон Шпинне. – Мы не намерены платить такую сумму.

– Это почему же вы не намерены платить? – голос хозяйки стал еще ласковее.

– Потому что этот номер не стоит таких денег!

– А давайте я позову полицию, и пущай она нас рассудит, стоит этот номер два рубля или не стоит!

– Ну что же, зовите, а мы пока поспим… – Фома Фомич не договорил, потому что хозяйка повернулась к открытой двери и громко позвала:

– Семен Евсеевич, подите сюда. Тут постояльцы плату вносить не желают, говорят, что дорого!

На ее зов послышались пугающе тяжелые шаги, и в дверном проеме возник рослый, хорошо сбитый полицейский лет тридцати, круглолицый и черноволосый, с маленькими и строгими глазками. Переступил порог, в номере стало тесно. По мундиру вошедшего трудно было сказать, в каком чине он состоит, потому как на кителе не имелось никаких знаков различия. Да и вообще, у человека опытного возникали сомнения, полицейский ли это.

– Поглядите, Семен Евсеевич! – Савельева медленно, как в хороводе, повела рукой с Кочкина на фон Шпинне. – Приютила на свою голову, а они платить не хотят. Вот и делай после этого людям добро…

Однако «полицейский», по всей видимости, был пусть и не умнее хозяйки, но точно осторожнее. Он внимательно осмотрел постояльцев и, очевидно почувствовав какую-то заползающую под шкуру тревогу, хрипло сказал:

– А может, Стратонида Ивановна, господа правы, и не стоит этот номер двух рублей…

Хозяйка медленно, как несмазанный флюгер, перевела взгляд на Семена Евсеевича:

– То есть как это не стоит? Стоит! – сказала визгливо громко и притопнула. – Да вы только поглядите, ведь все в исправности, и окна на улицу выходят, чисто все… – Она шаркнула ногой по яичной скорлупе, и та улетела под кровать, на которой сидел Кочкин.

Чиновник особых поручений перестал смеяться, поднялся на ноги и, глядя на Фому Фомича, сказал:

– Да ведь это одна шайка: проводник, хозяйка и вот этот «полицейский»!

– Ты думаешь? – с деланым сомнением в голосе спросил начальник сыскной.

– Точно, как нам и описывали. Вы же вчера вечером читали циркуляр департамента полиции, Фома Фомич!