Кроваво-красные бисквиты

– А как же Канурова? И эта надпись на табличке в Татаяре, мол от дочери? – Меркурий скреб ногтями затылок и метался глазами по комнате.

– Ничего не могу сказать! – ответил Фома Фомич.

– А может быть, Канурова – это и есть сын Прудниковой?

– Что значит Канурова – сын Прудниковой? – Начальник сыскной удивленно взглянул на Кочкина и поводил головой из стороны в сторону, как бы говоря тем самым: «Да, брат, видать, сильно тебя приложили кистенем…»

– Ну, просто выдавал себя за девку, ходил в женском, а на самом деле это мужчина. Ведь такое бывает… Я вот читал в «Приключениях»…

– Чтение – это, конечно, благо… – перебил Кочкина Фома Фомич, – но ты говоришь ерунду!

– Почему?

– Да потому, что у Джотто с Кануровой была связь. Он наверняка мог отличить мужика от бабы и сказал бы нам, что Канурова не женщина… Нет, твое предположение – это фантастика! Нужно думать о том, что реально.

– И что же реально?

– То, что Прудникова родила мальчика, и нам его нужно отыскать. Меня сейчас мучает один вопрос: знал ли Скворчанский, что у Глафиры есть ребенок – мальчик?

– Наверное, это зависит от того, кто отец мальчика. – Вскинул руку Кочкин. – Может быть, это какой-то сослуживец Скворчанского. Судя по всему, Глафира любила военную форму…

– Может быть, может быть. Нет, как все-таки плохо, что полк расформирован, военная жизнь Скворчанского ускользает от нас. А было бы очень занятно и интересно узнать, как служил городской голова, какие у него были отношения с другими офицерами, может, он с кем-то дружил, может, у него были долги…

– Вы думаете, у него были долги?

– Ну а как же без них? – начальник сыскной потер подбородок. – Долги есть всегда, а в том, что они были у Скворчанского, я почти уверен. У офицера нашей армии, как, впрочем, и любой другой, они появляются всегда одним и тем же путем – это проигрыш в карты.

Дальше Фома Фомич рассказал Кочкину о некой Манефе, к которой собирался сходить, да помешали известные события.

– Она местная знахарка. Щетиниха призналась мне, что ходил тогда слух, будто бы какой-то человек был у этой Манефы и купил сильную отраву. А для чего купил, никто не знает! – сказал Фома Фомич и выразительно двинул бровями.

– Когда вы собираетесь идти к этой Манефе?

– Вместе сходим, тебе, наверное, тоже будет интересно ее послушать. Я, кстати, совсем забыл спросить, может быть, Раиса Протасовна тебе что-нибудь интересное рассказала, когда ты с ней тут наедине остался?

– Да! – отмахнулся Кочкин. – Как заладила про Татаяр мне рассказывать, какой он хороший в сравнении с Сорокопутом. Я поэтому и сбежал, когда возможность появилась, уже и не думал, что как-то странно вы меня зовете, без секретного слова…

– Значит, Раиса Протасовна тебе голову задурила. Ну ничего, сейчас у нее жизнь изменится и, возможно, в лучшую сторону, по крайней мере врать перестанет…

– Такие не перестают! – заметил Кочкин.

– Ладно, хватит болтать, время не ждет, пора идти искать Манефу.

– А завтрак?

– Завтрак? Перекусим где-нибудь в городе, должна же у них тут быть какая-нибудь чайная или трактир…

Сыщики спустились вниз, за стойкой по-прежнему стояла Акулина.

– Что же это, Раиса Протасовна еще не пришла?

– Да нету еще…

– Может быть, случилось что? – задал осторожный вопрос Кочкин, простодушно глядя на Акулину, но та только пожала плечам. Было видно, что не сильно ее заботит отсутствие сестры. Меркурий понял это и решил немного поднажать. – Может быть, в полицию сообщить, мало ли что?

– Да ну что вы, какая полиция! – неожиданно всполошилась сестра. – Так уж сколько разов бывало. Порой, – Акулина стал говорить тише, – она и на три, и на четыре дня пропадала…

– А где ее сын?

– Какой сын? – глаза Акулины смотрели на Кочкина непонимающе, потом она перевела их на Фому Фомича, точно хотела спросить у того, про какого сына разговор идет?

– А что, у Раисы Протасовны нету сына? – Меркурий Фролыч спрашивал без нажима, простовато, точно это его если и интересовало, но не сильно.

– Да какой у нее сын, она ведь и не замужем! – воскликнула Акулина.

– Ну, такого разве не бывает, сама не замужем, а ребенок есть? – спросил Кочкин.

– Бывает, конечно, только нас эта радость, слава тебе господи, обошла стороною! – ответила Акулина. И Кочкин, и Фома Фомич ожидали, что она перекрестится, но сестра только приложила руку к груди.

– Ну, значит, мы ошиблись, – сказал Меркурий и тут же, чтобы у женщины не было времени думать над его словами, задал вопрос: – Мы хотели вот о чем спросить. У вас тут, в Сорокопуте, говорят, знахарка знатная есть, будто бы любые болезни лечит, и зовут ее, дай бог памяти… Кажется…

– Манефа ее зовут, Манефа Шептунова, – пришла на помощь Кочкину Акулина. Тот радостно закивал. – А чего вы хотите?

– Узнать, где она живет, чтобы навестить. Хвори, знаете ли, одолевать стали. Нет, не меня, вот Фому Фомича. Он мужчина-то видный, но страдает мужским бессилием. У нас там, в Татаяре, никто не берется, говорят, что все, вот как оно есть, так и будет, но мы надежды не теряем. – Кочкин обернулся к Фоме Фомичу и жалостливыми глазами посмотрел на него.