Кроваво-красные бисквиты

– Жениха, от которого хочет избавиться!

– Нет, не называл, да я и не интересовалась. Мне, если по правде, это без надобности – кто и от кого хочет избавиться…

После слов знахарки начальник сыскной задумался. Встал с лавочки, прошелся, приговаривая: «Так-так-так!» Затем снова сел.

– Это сонное зелье, если его добавить в пищу больше, чем нужно, может убить человека?

– Нет! – мотнула головой Манефа. – Убить оно не убьет, просто человек уснет и не проснется!

Начальник сыскной и Кочкин, который стоял и молчал в продолжение всего разговора, переглянулись.

– Не думаю, что понял вас. Как это – уснет и не проснется? Не значит ли это, что он умрет?

– Ну, наверно, значит. Однако я так не говорю, я говорю по-другому…

– Уснет и не проснется?

– Да!

– Ну что же, подытожим: у вас брал снадобье Аристарх Прудников – отец Глафиры – и объяснил это тем, что хочет избавиться от Глафириного ухажера. Так?

– Так, – кивнула старуха.

– А вскорости после этого визита почему-то помер сам… Так?

– Так, сам помер!

– Вам тогда не показалось это подозрительным?

– Чего? – от непонимания вопроса старуха съежилась и подобралась, точно ожидала удара.

– Вам не показалось странным, что Прудников умер?

– Нет, а чего тут странного? Люди мрут. Так всегда было, да, наверное, и будет…

– Но умер он как-то внезапно, и, самое странное, после того, как приходил к вам…

– Ну, это было не сразу, а спустя, может быть, полгода. Я точно не помню, давно это было, помню только – не сразу…

– А жена Прудникова, мать Глафиры, когда умерла?

– Да почти что сразу за мужем и ушла. Сказывала, что видит его каждую ночь и будто бы зовет он ее к себе. А это верный признак, что скоро и ей в путь-дорожку собираться нужно…

– Поговаривают, что Прудников не сам помер, а помогли ему. И вроде как Глафира к этому руку приложила. До вас такие слухи доходили?

– Доходили, конечно. Однако я в них не верю. Не похоже было, чтобы она это сделала, тихой Глафира была. Потому ей и с мужчинами не везло, поддавалась быстро, а в бабском деле это большой недостаток, – заметила знахарка.

– Ну, может, к смерти Прудникова и его жены как-то причастен муж Глафиры?

– А вот это, прости меня, Господи, больше на правду похоже. Оно, может быть, так и произошло. Может, Глафира и сама отравы отцу подсыпала, однако не по своей воле, кто-то ее заставил…

– Заставил? – с сомнением в голосе спросил фон Шпинне.

– Я же говорю, мягкосердечная была, податливая, да и с отцом у нее было не все ладно. Вы же, наверное, слыхали, что он хотел за Сиротина ее отдать?

– Нет, не слыхали!

– Старший Прудников хотел, чтобы Глафира за Сиротина пошла. Поначалу уговаривал и так и эдак, мол, подумай, рассуди, что тебе лучше… А после того как у нее случай произошел, ну, мальчика она родила, после этого Прудников стал уже настаивать…

– А кто такой Сиротин?

– Купец первой гильдии, Кузьма Сиротин. Правда, что для Глафиры он был староват, лет на тридцать ее старше, однако богат, сильно богат, весь из золота!

– А жена его куда делась, раз он в таком возрасте оказался неженатым?

– Он вдовый был, а жена его померла.

– Отчего?

– Болела сильно, кровотечения у нее были, вот и померла…

– И что, нельзя было ей никак помочь?

– Да, наверное, можно было, она много по докторам ездила, да все впустую…

– А к вам приходила?

– Ко мне? – старуха удивилась.

– Ну да, к вам, вы же знахарка.

– Нет, ко мне не приходила. Она, эта Сиротина, из чистых была, гребовала нами… Слухи ходили, вроде как у Прудникова с Сиротиным какой-то сговор был, ну, насчет того, чтобы отдать за него Глафиру. Только при живой жене это невозможно. Прудников так ему и сказал. А вот ежели Богу угодно будет ее прибрать, тогда, что же, тогда – в добрый час…

– Сиротин к вам приходил? – пристально глядя в глаза знахарке, спросил Фома Фомич.

– Нет! – ответила она поспешно, и было видно, что врет.

– А я вот думаю, что приходил, и просил у вас все то же зелье сонное. Мол, жену бессонница мучает, врачи помочь не могут, а к знахарке она не идет, гребует… ведь это от него вы узнали, что жена брезгливо относится к знахаркам?

– От него! – сказал старуха и поджала тонкие губы.

– Стало быть, все-таки он к вам приходил.

– Приходил, юлить не стану, да и вижу, что от вас не спрячешься. Приходил…

– Зелье сонное просил?

– Просил!

– И что, вы ему продали? Да не бойтесь, говорите.

– А как меня за это дело на каторгу? – отведя глаза в сторону, спросила Манефа.