Добывали здесь рубин, и сразу ясно стало, почему бросили: даже стенки лаза, далеко от глубины, где велась работа, укреплены были деревяшками и стянуты железной "паутиной". Порода здесь была слабая, а раз в опасном соседстве за такой ненадежной стеной обнаружилась вода, каждый удар киркой мог стать последним для всех, кто случился поблизости. Сама шахта похожа была на перевернутое дерево: единый ствол чем глубже, тем больше ветвился отходящими в сторону и вновь круто уводившими вниз штреками, которые, в свою очередь, тоже давали начало новым. Кили доводилось слышать, хоть в Синих горах никаких особых самоцветов не добывали, что рубин, кровь горы, будто бы как кровь и подвижен, и жила рубиновая там, где вчера была, назавтра может не оказаться, отчего шахта и должна быть такой вот раскидистой - ловить неспокойный самоцвет.
- Подлиннее запал сделайте, - велел Кили Гимли, прежде, чем они разделились и каждый пошел в свою ветвь штольни. Обрушить по расчетам Балина нужно было стену у озера и стену соседнего штрека, граничившего с другой выработкой. - Отсюда быстро не выберешься.
Вслед за Флои он спустился по почти отвесной лестнице на нижний, самый глубокий уровень, с которым и соседствовали подгорные воды. Спрыгнув на пол, они зажгли факелы и огляделись. Узкий штрек здесь, если верить карте, не имел никаких ответвлений, и ни один ход из него не уводил. Однако свет факела вместо того, чтобы выхватить из мрака стены шахты, провалился вниз, еще глубже, и Кили увидел уходящий дальше лаз. Свод его тоже был укреплен, вот только сделали это руки вовсе не гномов: неровные, косо сколоченные доски, больше заграждавшие проход, чем крепившие его. Пол и стены кривые, свод неудобно низкий. Орочий ход, как пить дать. Потому, должно быть, и выбрали эту выработку, что она давно была брошена.
- Ну ничего, твари, мы к вам не с пустыми руками, - подойдя, усмехнулся Флои и, ощупав стену, принялся осторожно вкладывать гром-камни в выбоины от ударов кайла.
Кили ждал у входа в лаз. В свете его факела что-то искристо взблеснуло там, в глубине. Несмотря на предупреждающий возглас Нали, Кили спустился в низкий ход и присмотрелся. Рубиновый осколок лежал у стены, загороженный шершавыми досками опор. Кили поднял его. Не тронутый огранкой, этот прощальный подарок умирающей шахты посверкивал остро обколотыми краями и был неярко, грубо красив. Кили решил отдать его Балину.
- Готово, - крикнул ему Флои, отступив от стены. - Уходим!
Время еще оставалось, но задерживаться не хотелось никому, и они торопливо полезли по крутой лестнице вверх: Флои впереди, затем Нали, а Кили последним, то и дело оглядываясь на орочий лаз. Нехорошее предчувствие не оставляло его, хотя из вражьего хода не доносилось ни звука.
По запалам гром-камней ползли искры, быстро, а лестница все тянулась и тянулась. Сверху донеслось ругательство: Флои впереди оступился, ступенька под его ногой раскрошилась, Кили отвернулся, спасая глаза от посыпавшегося сверху песка и мелкого камня, и не увидел, что произошло дальше. Услышал только вскрик Нали, панический вопль Флои, что-то мелькнуло мимо, а потом снизу раздался тяжелый глухой удар, и Кили с ужасом увидел два распростертых тела - они оба сорвались. Сам не свалившись со ступеней только чудом, он спустился вниз так быстро, как смог.
И Флои, и Нали живы были, у Кили вырвался судорожный вздох, когда он увидел, что оба они шевелятся. Нали смогла было встать, хватаясь за стену, но с глухим стоном вновь сползла на пол, а Флои остался лежать.
- Нога, - прохрипел он сквозь судорожно стиснутые зубы, когда Кили обхватил его за плечи, пытаясь поднять. - Забирай девушку и уходите, быстро.
- Надо потушить! - не слушая, Кили бросился к искрящейся фитилями гром-камней стене.
- Без толку. Остальных мы не предупредим, в соседнем штреке все равно будет взрыв, свод наверняка просядет и отсюда будет не выбраться. Мне лестницу не одолеть. Уходите, быстрее!
Кили понимал, что Флои прав, что нет другого выхода: ему не вытащить на себе двоих, а если сейчас не уйти - они погибнут здесь все трое. Нечего было ждать, очевидное решение разум его уже принял, но он не мог ему подчиниться, не мог оставить живого на смерть просто потому, что так было правильно. И, словно поняв это, Флои вдруг потянулся рукой за пояс, блеснула в свете брошенных подле факелов стальная полоса ножа, и прежде, чем Кили успел хоть шевельнуться, он вонзил клинок себе в горло. Нали судорожно ахнула, но звук этот не заглушил страшный булькающий хрип умирающего, с которым зрелище добровольной гибели ради его жизни пузырящимся на коже клеймом отпечаталось у Кили в груди.
«Останься здесь. Я сам разберусь».
Это уже было однажды. Фили сделал то же самое.