Кровавый апельсин

Я запрокидываю голову, задыхаясь. Делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание, выдыхаю. Черт!

– Та, которая королевский адвокат?

– Та, которая королевский адвокат, – говорит он.

– Но она замужем. За тем журналистом… – начинаю я.

Кэролайн Напьер – легенда, одна из самых молодых женщин, построивших карьеру в криминально-правовой сфере, одновременно сохранив брак и вырастив троих детей.

– Он бросил ее ради практикантки… Кэролайн была подавлена. Мы были пьяные в стельку, понимаешь? Оба были в одном суде. Лутоне. Поздно утром вернулись вместе на поезде. Я предложил пообедать. Она сказала «да». Мы пили и пили – ее брак разваливается, и она хотела расслабиться. В результате мы пошли в Клеркенвелл, перебрались через забор в один из сквериков. Мы с тобой там раньше бывали. Помнишь? Не думал, что кто-нибудь нас увидит.

– Ты не думал, что кто-то увидит что?

Руки похолодели, и я отмахиваюсь от его напоминаний. Особенная – вот что он сказал. Я почти поверила ему.

– Нас. То, что мы делали.

– И что вы делали? – спрашиваю я спокойным голосом, холодным, как мои руки.

– Хочешь, чтобы я произнес это вслух? – Патрик на грани слез. Его подбородок дрожит.

– Лучше да.

– Казалось, это место уединенное. И было темно. Мы целовались в ресторане. Целовались в пабе. Перебрались через забор, и ей было весело, а там было тихо, и я знаю, что она хотела этого так же сильно, как и я…

– Хотела чего?

– Да ладно тебе, Элисон. Мы трахались. На парковой скамейке. Зачем заставлять меня это говорить?

– Почему ты не хочешь это говорить?

– Потому что ты снова начнешь ревновать, а у меня нет на это сил.

Его слова опускаются на меня, как мухи. Не могу их смахнуть.

– Не думаю, что сейчас это в приоритете, – говорю я, стараясь оставаться спокойной.

– Прости, я не это имел в виду. Я не способен нормально мыслить. Я не это хотел сказать… – Он обмякает на стуле. – Нас арестовали, Элисон. Кто-то увидел, что мы делаем, и вызвал полицию.

Он замолкает, и я думаю, что должна что-то сказать, но слов нет.

– Нас отвезли в ближайший участок и оставили в камере трезветь. Наутро в четверг нам обоим выдали предупреждение за нарушение общественного порядка. Я принял его, а она нет. Протрезвев, она рассказала им, что была слишком пьяна, чтобы согласиться. Говорит, что знала, что целовала меня, но как только мы попали в сад, это было невесело, и она больше ничего не хотела, но я заставил ее заниматься со мной сексом. Она говорит, что пыталась сказать «нет», но была слишком пьяна. Что бы ни произошло, ей гарантируется анонимность. Скоро мое имя может попасть во все газеты, а ее защитят.

Я немею. Чувствую все, каждое движение, тычок, касание. Я там была. Знаю сад, рододендроны, скамейку, запах сухих листьев в воздухе. Я склоняюсь над спинкой скамейки, под ладонями шершавое дерево, и Патрик грубо толкается в меня, а через несколько секунд все заканчивается.

– Ты ничего не скажешь, Элисон?

– Не знаю, что и думать. Это очень серьезное обвинение. Она бы не стала его выдумывать, – говорю я.

– А я, значит, лжец? Спасибо, Элисон, – говорит он, вспыхнув от гнева. Через мгновение он продолжает: – Слушай, я понимаю. Понимаю, как это все сложно. Но она думает только о себе, – говорит он. – Это правда умно, если посмотреть на это объективно. Я думаю, они не станут обвинять меня – доказательств недостаточно. Возможно, она даже заберет заявление, чтобы очистить совесть. Но, подав такое обвинение, она навсегда получит анонимность. О ней никогда не узнают. Для нее эта ситуация выигрышная.

Я смотрю на Патрика. Снова вспоминаю вечер в моем доме, то, как он не останавливался. Мне нужно признать, что он способен на изнасилование. Однако я колеблюсь. Его слова кажутся совершенно абсурдными, их и обсуждать не нужно, но все же в них есть логика. Логика, рожденная отчаянием, возможно, но все же логика.

– Ты правда думаешь… – начинаю я.

– Правда думаю, Элисон. Правда, – говорит он, наклоняясь ко мне. Он кажется оживленнее, чем раньше, и цвет возвращается на его бледное лицо. – Это понятно. Она явно думает о себе, но не обо мне. Она просто рассчитывает, что меня не обвинят. Посмотри на статистику. Такое изнасилование нельзя доказать в суде. Она пила весь день, была пьяна, следов насилия нет, свидетели говорят о сексе без намека на отсутствие согласия…

– Ладно, ладно, я понимаю. Понимаю, что ты имеешь в виду. Она рискует, однако они могут обвинить ее в трате времени полиции. Или в чем-то похуже.

– Кэролайн Напьер, королевского адвоката? Кто станет подозревать ее в таком? Все поверят ей. Лучшее, на что я могу надеяться, так это, что они решат, что доказательств недостаточно, она заберет заявление и все закончится прежде, чем начнется что-то серьезное. Я почти уверен, что так все и будет. Но я знаю, что любой услышавший это заявит, что нет дыма без огня… – Он делает паузу. – Ты веришь мне?

У меня кружится голова.

Я знаю, какой Патрик. Я слышала, какая Кэролайн Напьер.