Кровавый апельсин

Я качаю головой, улыбаюсь, и мороз снова возвращается. Я сразу же, через несколько дней, удалила приложение, потому что вечное нытье о пропавших носках и домашнем задании лишало меня воли к жизни.

– Не могу винить тебя, это ужасно раздражает, – говорит Рания, и лед снова тает.

– Это было чересчур, постоянно все эти уведомления, – замечаю я, и она смеется.

– Я выключила уведомления, – говорит она, – но не говори никому об этом.

Мне почти хочется обнять ее. Такое впечатление, что это мой первый нормальный разговор за много месяцев. Я столько времени потратила на мучения из-за дурацких мужчин, стресс из-за правил школьных ворот. Больше никогда.

Мы с Матильдой идем домой, держась за руки. Я готовлю рыбный пирог, пока Матильда рисует собак и пишет историю о слоне для своего домашнего задания. Когда она заканчивает, я позволяю ей поиграть на айпаде. Я сварила яйца, чтобы положить их в пирог, и стою, засунув руки под кран, снимаю скорлупу. Я собираюсь нарезать их на четвертинки, но потом вспоминаю о машинке для резки яиц, которую мама Карла подарила мне на Рождество три года назад, когда Матильда еще была в детском саду и ей нужно было готовить обед каждый день. Я развернула коробочку, которую она мне дала: внутри машинка для резки яиц и формочки-динозавры для сэндвичей, а также милые маленькие пластиковые контейнеры для фруктов. Послание звучало так громко, что чуть ли не оглушило меня. Я натянула на себя улыбку и запихнула открытую коробку в шкаф кладовки.

Теперь я роюсь в этой кладовке, отчаянно надеясь, что она еще там, спрятанная за средствами для мытья и пластиковыми пакетами. Я вытаскиваю все оттуда, и вот они, домашние дела, которые я избегала все это время. Коробочка покрыта слоем пыли, но внутри все предметы всё равно что новые. Я вытаскиваю машинку для резки яиц и достаю ее из упаковки, а потом отношу на кухню.

– Что ты делаешь, мама? – спрашивает Матильда, отрывая взгляд от iPad.

– Это машинка для нарезки яиц, – отвечаю я. – Я положу кусочки яиц в рыбный пирог.

– Звучит вкусно. Люблю яйца. Могу я помочь?

– Конечно, мне просто нужно понять, как все это работает.

Мы стоим рядом друг с другом у разделочной доски, а перед нами лежит маленькое белое приспособление. Я беру яйцо, сваренное вкрутую, и кладу на дно машинки для резки, а потом нажимаю на верхнюю часть с проволокой. Мгновение кажется, что ничего не произошло, яйцо все такое же идеально овальное, как и раньше, но, когда я беру его в руку, оно разваливается на тонкие идеальные дольки и золотистый желток.

– Это круто, – говорит Матильда, и я киваю.

Не могу поверить, что так долго противилась этому.

– Могу я сделать все остальное? – спрашивает она, и я снова киваю, уступая ей место.

Она разрезает еще три яйца, и каждый раз создается иллюзия, что они все еще целые, прежде чем они разваливаются на части. Мы доделываем пирог и выпекаем его, пока картошка сверху не становится золотистой и не образуются горки кашицы и белого соуса, а в воздухе не повисает аромат копченой рыбы.

Когда все готово, я вытаскиваю пирог остывать и тогда включаю телефон. Хочу понять, скоро ли вернется Карл. Это, наверное, должно его впечатлить: домашнее задание выполнено, ужин приготовлен. Я оставляю Матильду с планшетом на кухне и иду в гостиную. Плечи напряглись в ожидании новых сообщений. Угрожающих анонимок или посланий от Патрика. Но ничего нет. На меня наваливается облегчение, и плечи расслабляются. Я сажусь на диван, чтобы проверить электронную почту. И опять ничего значимого. Ничего пугающего. Обычные рабочие моменты, вот и все. Я закрываю глаза и откидываюсь на диван, радуясь, что вечер не испорчен. Телефон гудит, сообщая, что у меня есть голосовое сообщение. Я смотрю на экран, снова напрягаясь, но это Карл: «Вернусь примерно к восьми, не ждите меня, ужинайте без меня, скоро увидимся».

Я иду на кухню, чтобы сварить замороженный горох. Мы с Матильдой едим наш рыбный пирог за столом и остатки накрываем пищевой пленкой. Дочь рассказывает об игре, в которую играла с друзьями, а я – о приглашении на обед с другими мамами, и она радуется, а я неплохо справляюсь, беззаботно говорю и смеюсь, не показываю никаких признаков беспокойства. Но они есть, ситуация с Патриком вплетается в ткань нашего разговора.

Уложив Матильду спать, я тоже иду в постель. Возможно, еще слишком рано, но я замерзла и устала. Шок отступает, как и ощущение нереальности происходящего, которое преследовало меня весь день, какими бы утешительными и домашними ни были мои занятия. Я знаю, где я: в своей кровати, в своем доме, моя дочь спит за соседней дверью, а мой муж должен вернуться в любую минуту. Когда я слышу, как поворачивается ключ в замке, я ощущаю облегчение, ведь теперь мы все здесь, под одной крышей.

– Прости, я задержался, – говорит Карл, садясь на край кровати рядом со мной. – Рыбный пирог пахнет вкусно.