Кровавый апельсин

Я улыбаюсь ему, и он идет вниз, чтобы поесть, а я пока что проверяю телефон. Ничего. Он возвращается с ужином и ест, а я ставлю телефон на беззвучный режим.

– Хочешь посмотреть телевизор? – спрашивает Карл. – Новые диски?

Я удивлена, но довольна. В последний раз мы не ругались, когда смотрели «Прослушку».

– Конечно. Что ты хочешь посмотреть?

– Какой-нибудь скандинавский нуар. Я принесу ноутбук.

Мы садимся вместе, опираясь на подушки в ореоле света от ноутбука Карла. Сериал с субтитрами, так что мне нужно сосредоточиться, и вскоре он захватывает меня. В конце серии, не говоря ни слова, мы переходим к следующей. Потом уже почти наступает полночь, и я слишком устала, чтобы что-то еще смотреть, но Карл не возражает, и мы лежим рядом, на одну ночь позабыв споры.

– Мне нравится, когда все так – тихая ночь и только мы, – говорит он, и вместо ответа я обнимаю его и знаю: он поймет, что я согласна.

В пятницу у меня два заявления на выпуск под залог и одна явка в Королевском суде Белмарша. Я никуда не захожу выпить и в четыре направляюсь сразу домой, остановившись по дороге, только чтобы забрать из офиса документы на понедельник. Мы с Хлоей быстро обговариваем по телефону дело Мадлен. Я чуть не спрашиваю у нее, как дела у Патрика, но замолкаю прежде, чем слова успевают сорваться с языка, а она словно бы не замечает паузу.

Еще один тихий вечер. Матильда рано ложится спать, а мы смотрим несколько новых серий. Может, с нами все еще будет хорошо. Хотя в душе я сомневаюсь в этом, но не позволяю себе думать по-другому.

Глава 18

Карл работает большую часть выходных, так что утром в субботу я отвожу Матильду в бассейн, и все не так плохо, как я думала. Здесь достаточно стульев, поэтому можно посидеть и посмотреть на плавающих. Все очень дружелюбные. Утром в воскресенье мы идем в парк Хэмпстед-Хит, поскольку стоит солнечная погода. Матильда лазает по большим дубам рядом со входом в Кенвуд. Я фотографирую ее, держащуюся за нижние ветки, как обезьянка. Потом они пинает осыпавшиеся и собравшиеся в кучку под деревьями листья.

– Мне нравится лазать по деревьям вместе с тобой, – говорит она. – Папа никогда не позволяет мне забираться слишком высоко.

Мгновение я гадаю, нужно ли остановить ее, но она так наслаждается процессом, что мне не хочется портить веселье.

– Только постарайся не упасть, – предупреждаю я. – Мы же не хотим рассердить папу.

Матильда хихикает, и я подавляю укол вины. Мы идем на холм к лавочке с кофе, и впервые она открыта. Я заказываю себе флэт-уайт, а Матильда пытается выбрать между горячим шоколадом и мороженым.

– Сейчас слишком холодно для мороженого, – говорю я, и она мгновение раздумывает над этим.

– Для мороженого никогда не бывает слишком холодно, – отвечает дочка.

Дама в киоске смеется и дает ей два шарика шоколадного мороженого в рожке. Мы возвращаемся к дубам, и я смеюсь, увидев испачканное лицо Матильды. Стираю салфеткой с ее щек самые жирные пятна. Матильда начинает носиться кругами, прочь от меня и обратно ко мне, хватает меня за руки и кружит, а потом подкидывает в воздух горки листьев. Я тоже их подкидываю, а она бегает и ловит их.

– Закрой глаза, – говорит Матильда.

– Зачем?

– Хочу поиграть в прятки. Я прячусь, а ты будешь меня искать.

– Ладно. – Я закрываю лицо руками.

– Обещай, что не будешь подсматривать. Теперь тебе нужно досчитать до ста.

– Это слишком долго, милая. Может до пятидесяти?

– Папа всегда так делает. Это не честно. Я не успею спрятаться, если ты будешь считать только до пятидесяти, – возражает она.

Я колеблюсь, не желая нарушать наше взаимопонимание.

– Как насчет семидесяти пяти? – спрашиваю я.

– Сто. Пожалуйста, мама. – Она так растягивает слоги, что я больше не могу отказывать ей.

– Ладно, сто. Но не уходи слишком далеко, – говорю я.

– Обещаю. Обещаешь не подсматривать?

– Обещаю. Один, два, три… – начинаю я считать.

Матильда хихикает и хватает меня за ноги, секунду обнимая. А потом я слышу, как она убегает по листьям прочь.

Двадцать три, двадцать четыре…

– Ты все еще считаешь, мамочка? Не слышу тебя. – Она все еще смеется, я слышу ее где-то позади себя. Не думаю, что искать придется долго.

– Тридцать один, тридцать два, – кричу я.

Ее шаги удаляются, шуршание листьев становится все тише и тише. Я больше не слышу ее дыхание.

Сорок восемь, сорок девять. Я быстро оглядываюсь.

– Мама! Я вижу, что ты подсматриваешь! – слышу я голос дочери, но не вижу ее.

Снова закрываю глаза ладонями. Я слышу шорох шагов, когда мимо меня проносятся дети, взрослые, собака. Они тоже смеются.

Пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

Мне начинает становиться скучно. Я уже вечность не считала до ста, и на это уходит больше времени, чем я могла бы предположить. Не хочу стоять с закрытыми глазами, не видя солнце, голубое небо и лицо Матильды.

Но я пообещала.

Шестьдесят семь, шестьдесят восемь…