Кровавый Дунай

— Ни один венгерский пикет вас не остановит — машину моего мужа до войны знала вся венгерская армия. Ну а немцы… Сейчас многие венгерские семьи с положением в обществе покидают Будапешт. Едут на запад Венгрии, в Шопрон, или в Австрию, ну а те, кто это в состоянии организовать и оплатить — в Швейцарию. У большинства этих людей — очень хорошие знакомства среди немецкого генералитета. Думаю, немцы не станут вас останавливать…

— А бензин есть? — поинтересовался Котёночкин.

— Увы… Не думаю, что много. Но ваш коллега, который прибыл позавчера, просил у меня садовую тележку, чтобы перевезти какой-то бочонок из его автомобиля. Сейчас он стоит в кухонной кладовой. Там ведь алкоголь, верно?

Савушкин, покраснев, вынужден был кивнуть — да, есть, мол, такое дело. Хозяйка дома, улыбнувшись, продолжила:

— Ну вот и славно. Я слышала, что любой шофёр поменяет канистру бензина на литр палинки. Думаю, вам просто надо подъехать к Дели пайаудвар и там провести обмен.

Сражённый житейской мудростью Веры Антоновны, Савушкин лишь молча развёл руками.

Вечером машина была готова к поездке — правда, изрядно времени им пришлось потратить на то, чтобы вернуть роскошную «испано-сюизу» к жизни: оба аккумулятора отказывались откликаться на призыв ключа к работе. Некрасов, провозившись с электрикой шикарного лимузина битый час, уже готов был признать своё поражение — как тут Чепрага, войдя в гараж и осмотрев машину, просто переставил клеммы. И «испано-сюиза» тотчас завелась! Поражённый снайпер лишь прохрипел:

— Как?

Радист ухмыльнулся.

— Книжки надо читать! У этой машины два распределителя и четыре катушки зажигания, и по две свечи на каждый цилиндр. Плюс два двенадцативольтовых аккумулятора. Хозяин запараллелил аккумуляторы, чтоб такие умельцы, как ты, не спёрли его красавицу, ну и чтобы садились медленнее. Ну а я просто собрал последовательную цепь, дав искру на свечи. Вот и вся премудрость… — Помолчав¸ уважительно добавил: — Мотор — зверь. Двенадцать цилиндров! Даже думать боюсь, сколько он жрёт…

Как только начало темнеть — Савушкин с Некрасовым, захватив пятилитровую бутыль, предоставленную любезной хозяйкой, со сливовицей дядюшки Томека — отправились добывать бензин. Савушкин, сидя на пассажирском сиденье, лишь молча изумлялся — могучий мотор «испано-сюизы» работал почти беззвучно, вибрации в салоне не было совсем, казалось, машина стоит на месте — и лишь мелькающие за окнами виды Будапешта убеждали его в обратном. Да-а-а, умеют буржуи строить автомобили, ничего не скажешь…

Савушкин был в штатском — решив, что это наименее опасно в их положении. И с шофёром немецкого «мана», уткнувшегося в забор в тихом переулке, заговорил по-немецки — сразу и без экивоков объяснив причину обращения. Немецкий унтер, донельзя вымотанный управлением тяжёлым грузовиком среди узких улиц Буды — на предложение обмена радостно согласился, и, получив бутыль сливовицы — выставил на брусчатку переулка четыре канистры. На деликатную же реплику Савушкина, касающуюся некоторой неравноценности обмена, унтер ответил, что не просто меняет восемьдесят литров бензина на пять литров шнапса, но до кучи ещё и дарит канистры сомнительному штатскому, что многократно увеличивает ценность обмена для оного штатского — кстати, зачем ему бензин? Бежать из крепости Будапешт? В то время, как германские войска доблестно за него сражаются? И кстати, где он ещё возьмёт столько хороших, почти новых, отменного немецкого качества канистр? На что Савушкин согласился и, вместе с Некрасовым закинув добытые трофеи в багажник «испано-сюизы», приказал ехать домой.

Вопрос с бензином был решён. Оставалась проблема с документами — но, поскольку решить её не представлялось никакой возможности, было решено ехать вовсе без них, уповая лишь на ошеломляющий внешний вид «испано-сюизы». Больше уповать было не на что…

На следующий день выехали до рассвета — по просьбе хозяйки; милейшая Вера Антоновна, опасаясь, что слишком оживлённое движение у ворот её дома вызовет нездоровый интерес у соседей, попросила покинуть особняк затемно. Ибо оный нездоровый интерес, учитывая военное время, может всяким обернутся, и не факт, что хорошим… Савушкин, выслушав хозяйку, кивнул и назначил время выезда на шесть утра — когда на холмах Буды ещё лежит ночная декабрьская стылая темень.

Южный вокзал в эти предрассветные минуты бурлил; Савушкин приказал остановится где-нибудь в затишке и понаблюдать за привокзальной суетой. После пяти минут наблюдений он спросил у своих бойцов, что они видят. Котёночкин, пожав плечами, доложил, что беготню и крики. Чепрага — что разгрузку вагонов и платформ. Некрасов же, саркастически хмыкнув, доложил:

— Немцы гонят в Будапешт войска. На путях стоят шесть эшелонов — и все они разгружаются; скорее всего, какая-то кавалерийская дивизия, и скорее всего — СС.