Кровавый Дунай

К Дунаю они вышли в одиннадцатом часу — слава Богу, с рассветом народу на улицах появилось изрядно, и затеряться в густом потоке штатских, невесть с какими целями шатающимися по Буде, оказалось нетрудно. Разведчики спустились к реке у какой-то церкви, которую Котёночкин идентифицировал, как барочный костёл восемнадцатого века — и оказались на набережной Бема. Во всяком случае, именно это название прочёл лейтенант на табличке, укреплённой на стенке какого-то сооружения, похожего на эллинг, вокруг которого толпились гражданские. Судя по всему, это была бойня — рядом на набережной был оборудован загончик, в котором понуро стояло два десятка кавалерийских лошадей, а из эллинга с интервалом в полторы-две минуты выходили штатские с мешками, из которых сочилась кровь. Кровь по специально проложенным желобам текла и из эллинга — образуя на прибрежных ледяных торосах бурое озерцо, растущее прямо на глазах. Савушкин про себя вздохнул — сущее варварство, кавалерийских лошадей на мясо… Хотя, с другой стороны — а что делать? В окружение попало две кавалерийские дивизии СС, конской тяги полно и в пехотных дивизиях… В Будапеште нынче поголовье лошадей — тысяч тридцать, самое меньшее. Кормить их в городе нечем, чем они сдохнут от голода — лучше уж их мясом население снабдить¸ которое ни в чём не виновато страдает наравне с солдатами…

Оглядев бойню, Костенко присвистнул.

— Тю, ты дывысь, шо робыцца… Коняк режут на мьясо… Хлиба нэма, а мьяса — завались! — Окинув взором густо заставленную разного рода плавсредствами прибрежные воды Дуная, старшина почесал затылок и спросил: — Товарищ капитан, да как мы это всё осмотрим? Тут баржи, буксиры и теплоходы в три ряда стоят! И под какой легендой?

Капитан ухмыльнулся.

— За легенду не журысь. Глянь-ка… — и, достав из кармана дюжину серебряных ложечек, продемонстрировал их старшине.

— Меняем на продукты? — Догадался старшина.

— Так точно. Реквизит у милейшей хозяйки нашей позаимствовал. Взял весь набор, у меня сейчас полны карманы серебра, впору посудную лавку открывать…

— Но… Но мы же не будем на самом деле менять эти ложки на продукты? — настороженно спросил лейтенант.

Савушкин покачал головой.

— Плохо же ты, Володя, меня знаешь… Кстати, возьми эту дюжину, для достоверности легенды. — Лейтенант принял ложечки и сложил в карман своего плаща. Савушкин погрозил ему пальцем — дескать, смотри, за хозяйское добро головой отвечаешь! — и продолжил: — Ладно, отставить разговоры! Костенко и лейтенант — дозор, мы с Некрасовым вас страхуем. Ищем теплоход, баржу, буксир, прогулочное судно — не важно, главное — с рельсами на палубе. Всё, двинулись!

На набережной народу было негусто — и Савушкин решил, что группа из четырех мужчин будет выглядеть подозрительно. Попарно они двинулись вдоль реки, внимательно осматривая многочисленные плавсредства, стоящие у стенок. С некоторых барж и теплоходов их окликали часовые — впрочем, без особого рвения; на некоторых судах не было вообще никого, во всяком случае — на верхней палубе.

Через полчаса — они уже успели пройти Цепной мост и приближались к мосту Эржебет — из-за трамвайной остановки, как чёрти из табакерки, перед лейтенантом и старшиной появились четверо гонведов, судя по тёмно-синим петлицам — мотопехота первой танковой дивизии. Савушкин дёрнул за рукав Некрасова, вдвоём они почти мгновенно заскочили за груду кирпича, бывшую до войны служебной будкой трамвайного депо — после чего, достав пистолеты, стали осторожно наблюдать за происходящим.

Впрочем, тревога оказалась напрасной — Котёночкин, что-то сбивчиво объясняя, достал ложечки, продемонстрировал их танкистам, те снисходительно покивали и отправились по своим делам. Капитан и Некрасов, как только венгерские солдаты скрылись за пеленой мокрого снега — подошли к своим товарищам.

— Володя, что спрашивали?

Лейтенант пожал плечами.

— Обычное дело. Кто такие, что здесь делаете и почему не в армии. Я сказал, что мы немцы-колонисты из Трансильвании, беженцы, меняем столовое серебро на продукты… Мадьяры предупредили, чтоб дальше моста Хорти не шли, там уже фронт. Какая-то фольксгренадерская немецкая дивизия его держит.

Савушкин про себя лишь вздохнул. Наши — всего в полутора-двух километрах… Тут старшина, всмотревшись в тёмно-серый буксир, принайтованный к чугунным тумбам на набережной двумя внушительного вида канатами и на первый взгляд совершенно безжизненный — негромко произнёс:

— Кажись, нашли… — И кивнул Савушкину на рельсы, проложенные вдоль борта буксира.

Капитан осторожно, чтобы, не дай Бог, не привлечь внимание экипажа, если он там всё же есть — осмотрел корабль. Так и есть — буксир тонн в пятьдесят водоизмещением стоял носом по течению, по правому борту, от ворот кормовой надстройки и до обреза кормы — шли рельсы. Он самый, постановщик мин, к бабке не ходи. Нашёлся, болезный! Но… Что-то мешало Савушкину торжествовать. Что-то, за что сразу зацепился глаз… Какая-то неправильность была в этом теплоходе… Какой-то штрих, который делал их находку бесполезной… И отсутствие команды… Что? Что не так?