Кровавый Дунай

Они вышли в сквер — где их поджидали остальные бойцы батальона во главе с командиром. Румынская пехота, сопровождавшая советские танки, ушла вперёд, к ипподрому — с пленными же венграми осталось несколько легко раненых румын, наскоро перевязанных и оставленных сторожить добычу. Венгры, предоставленные сами себе, очень быстро сориентировались и тут же обступили три повозки с продовольствием, укрытые во дворе одного из домов. Румыны, ввиду своей малочисленности и маломанёвренности не могущие принять участие в акте мародёрства — наблюдали за сим действом со стороны, впрочем, с очевидно читаемым на лицах страшным сожалением. Повозки были разграблены в несколько минут, венгры распихали добытую провизию по ранцам — после чего, собравшись по требованию своих сторожей в центре сквера, уселись на поваленные деревья и обломки неясного происхождения и принялись истреблять захваченное продовольствие. Что ж, логика понятная — когда в том плену ещё будут кормить, а тут продукты зазря пропадают…

Через полчаса в сквер въехала легковая машина, а следом за ней — грузовой «форд», из которого выскочило четверо солдат в таких же, как у пленителей Имре и его батальона, коротких шинелях табачного цвета. Из легковой машины — Савушкин определил, что это был «бьюик» довоенного выпуска — вышел офицер, которому все находившиеся в сквере румыны, вытянувшись в струнку, несмотря на ранения — отдали честь. Однако, подумал Савушкин, обычно раненых козырять никто не заставляет…

Старший из охранников, с рукой в бинтах на перевязи, подбежал к офицеру и что-то доложил, угодливо всматриваясь в его лицо. Офицер брезгливо взял в руку листок, поданный командиром конвоя, прочёл его, кивнул — и, оглядев пленных, произнёс:

— A tisztek autóval mennek a táborba. — И он кивнул на грузовик, продолжив: — A katonák és az altisztek gyalog mennek. A tábor öt kilométerre található.[43]

Не успел Савушкин удивится отличному знанию венгерского этим румынским фон-бароном — как внутри него что-то нехорошо ёкнуло — к надменному офицеру, уже собравшемуся было садится в свой автомобиль, подбежал унтер-офицер Габор Фаркаш, и, торопясь, что-то ему начал говорить. Офицер — это было видно по первому движению руки — хотел было отмахнуться от пленного мадьяра, но затем, вслушавшись в то, что тот говорит — опустил руку, замахнувшуюся для удара. Савушкин седьмым чувством понял, что для его группы ничем хорошим этот донос не закончится. И точно — румынский офицер, выслушав пленного, достал из кармана пачку папирос, небрежно швырнул её унтеру и, выйдя из своего авто, подошёл к Савушкину и его товарищам. Нехорошо улыбнувшись, он промолвил:

— Русские нилашисты? Трансильванию хотите? Будет вам Трансильвания! — И, повернувшись к старшему из приехавших с ним румын, скомандовал: — Aceste cinci în noile paiete — pentru a trage! Acestea sunt trădători ruși![44]

По тому, как мгновенно побледнел Чепрага — Савушкин понял, что ничего хорошего от этого нафабренного румынского щёголя им ждать не приходится. Как-то очень уж скверно прозвучало это вот «пентру атраге!». Могильным холодом от этих слов повеяло…

Глава двадцатая В которой поговорка о том, что старый друг лучше новых двух — подвергается серьезному испытанию…

— Товарищ капитан, этот чёрт холёный нас, похоже, расстрелять приказал… — Тревожно прошептал Савушкину Чепрага. Тот кивнул.

— Я понял. Не ты один у нас полиглот. — Помолчав секунду, бросил: — Наших надо искать! Бо эти шлёпнут, даже не задумываясь…

— Наших — в смысле, русских? — спросил Некрасов.

— Турок! Конечно, русских! И желательно офицеров. Рядовые могут этих румын поддержать — ещё бы, это ж ведь не просто власовцев в расход пустить, это идейных врагов Советской власти шлёпнуть… — Помолчав, Савушкин продолжил: — Значит так, хлопцы. Если я скомандую «Атас!» — тут же достаём шпалеры и разоружаем конвой, приводим в бессознательное состояние и уходим на рысях. Это полоса наступления румынского корпуса, севернее идут наши — вот туда мы и ломанёмся. Не хватало ещё, чтоб нас румыны шлёпнули — позора и на том свете не оберёмся…

Тут к разведчикам подошёл унтер, командир тех солдат, что приехали с надменным румынскими офицером. Жестом указав Савушкину и его людям следовать за собой — он направился к крайнему дому по улице Коложвар. Савушкин, тихо приказав своим держать оружие наготове, двинулся вслед за унтером. За ними тронулись трое румын — беспечно закинув винтовки за спины. Савушкин про себя лишь подивился такой безалаберности — ведут расстреливать, а сами ворон ловят… Нет, ребята, так службу нести нельзя…