Кровавый источник

Мишкольц молчал. Изучающим взглядом осмотрел дом. Свет был только в двух окнах на первом этаже. Отметил про себя, что возле дома нет охранников. Обратил внимание на собачью конуру под сосной, и ему показалось, что в конуре уже почуяли их присутствие.

Он не ошибся. Как только они подошли к воротам и немного замешкались в поисках звонка, из конуры выпрыгнула немецкая овчарка и залилась угрожающим лаем.

Тут же дверь в доме распахнулась, и они увидели в светлом проеме силуэт полноватой, бесформенной женщины.

— Проходите, — крикнула она им, — ворота открыты. Собака вас не тронет! — Дальнейшие ее слова были направлены на усмирение разволновавшегося пса.

Женщина выглядела вульгарно. Прилизанные волосы, толстая русая коса, веки густо намазаны темно-синим, отчего глаза совсем потеряли цвет и казались белыми, щеки в мертвецки сиреневатых румянах, узкие губы на жирном лице очерчены пунцовой линией.

«Вот тебе и молоденькая гречанка!» — припомнил вчерашний разговор с Кристиной Владимир Евгеньевич.

Макияж уродовал и старил женщину, но было ей не больше тридцати, и она могла бы выглядеть привлекательной, если бы не отсутствие вкуса и чувства меры.

— Мы вас давно поджидаем, — произнесла она красивым грудным голосом и расплылась в улыбке.

В гостиной под старомодным желтым абажуром расположился круглый стол, покрытый зеленой скатертью. На стенах в рамках висели фотографии многочисленных родственников Поликарпа в декоративных рамках.

— Присаживайтесь, — пригласила хозяйка и объявила с воодушевлением: — Сейчас будет пирог! — затем удалилась, кокетливо виляя задом.

Они молча сели, и Мишкольц сразу принялся нервно барабанить пальцами по столу.

Где-то в глубине дома часы пробили полночь. Дверь неожиданно распахнулась за их спинами. Они и не подозревали, что там есть еще одна дверь.

— Какие го-ости в моем доме! — чуть ли не пропел Поликарп.

Он явился, как всегда, тучный и громогласный, простой и доверчивый для тех, кто видит его впервые. Он явился в огромных, как унты, меховых тапочках и крепко-накрепко запахнутый в линялый ситцевый халат, будто сбежал в нем из больницы. Мокрые смоляные волосы были зачесаны назад, маленькие глазки прыгали, как теннисные мячики — вверх, вниз, влево, вправо, — несмотря на спокойную улыбку. Он явился, чтобы предложить:

— Сначала покушаем, потом о делах.

Его пассия, как по команде, внесла на подносе пирог с красной рыбой. Каждому выделила из буфета по тарелке, стакану, вилке и ножу. Поставила бутыль с домашним вином. Нарезала всем по солидному куску, посыпала зеленью, добавила оливок. Делала все расторопно. Сама же за стол не села. Наполнив стаканы вином, удалилась.

За все время ни Мишкольц, ни его помощник не проронили ни слова. Они, конечно, не рассчитывали на столь поздний ужин и сидели, как два шахматиста над трудной партией, разгадывая, что бы значил такой ход.

— За что выпьем, Володенька?

— Обойдемся сегодня без тостов, Поликарп. Настроение не праздничное.

— Как скажешь, голуба. Тебе виднее.

Они выпили и приступили к пирогу. Карпиди философски заметил:

— Хорошо тому, кто имеет свой кусок пирога. Ненавижу тех, кого не приглашали к столу, а они все равно лезут, ползают под столом, копошатся, ждут, когда изо рта у кого-нибудь выпадет крошка. Тут-то и начинается возня!

— У тебя, наверно, мыши водятся? — сделал вид, что не понял, Мишкольц.

— Мыши? Нет. — Поликарп несколько смутился и даже расстроился, что не признали в нем Сократа. А еще интеллигентные люди. — Я не грызунов имел в виду, голуба, — решил пояснить он, — а тех мерзких, завистливых тварей, которых полно и под моим, и под твоим столом!

Балуев ерзал, будто сидел на кнопках, его раздражали аллегории Поликарпа, и он бы на месте Мишкольца давно приступил к делу, но тот чего-то выжидал.

— Давно пора нам всем объединиться, — продолжал хозяин. — Живем ведь в одном городе… Люди ведь мы, в конце концов, не собаки… Ты правильно сделал, что пришел ко мне в гости. Это нормально, по-человечески. Сегодня ты ко мне — завтра я к тебе приду…

— Боюсь только, что моя жена не сможет испечь такой вкусный пирог, — перебил его Мишкольц. — И вообще никакого не сможет, потому что находится сейчас в реанимации. Борется со смертью. — Все это он произносил без волнения, тихим, вкрадчивым голосом.

— Я не знал… — Видно было, как Поликарп растерялся и глазки его запрыгали еще быстрей, но Мишкольц не давал ему опомниться, бомбардируя его холодными короткими фразами:

— Пуля прошла в сантиметре от сердца. Это случилось в подъезде моего дома. Стрелял твой человек. Афанасий Романцев, по кличке Фан. А неделю назад он убил моего курьера в Лондоне. А еще месяц назад застрелил в Москве школьного дружка Стара. А теперь ответь мне, Поликарп, чего ты хочешь? Объединения? Такими методами?

Балуев подивился той мощной атаке, которую неожиданно предпринял шеф, но еще больше его поразили слова Карпиди.