Кровавый источник

— Фан сбесился! — Он спрятал за массивными веками свои прыгающие глазки, уткнувшись взглядом в пустую тарелку. — Да, это был когда-то мой человек. Я спас ему жизнь. Нянчился с ним, как с ребенком. Отправил его за кордон к друзьям. А он, поганка-мухомор, платит мне черной неблагодарностью! Вернулся сюда окольными путями, не предупредил, не позвонил, будто нет меня вовсе! Я случайно узнал, что Фан в городе. Сначала даже не поверил, а потом… Вот ты говоришь: твой курьер, кореш Стара, твоя жена… А к этому списку надо добавить еще одного человека. Вчера этот висельник ухлопал Миньку Гордеева. Он был членом моей организации. Заведовал тремя складами. Мы звали его Кладовщиком, и нет больше Миньки. — Балуеву даже показалось, что о пустую тарелку тренькнула слеза. Мишкольцу же, наоборот, ничего такого не казалось. Он спросил:

— Откуда тебе известно, что Кладовщика убил именно Фан?

— Минька исчез внезапно, никого не предупредив, оставив ключ от квартиры на одном из своих складов, якобы для брата. Я дал задание сходить к нему домой и все хорошенько осмотреть. Так вот, он оставил там брату записку, из которой стало ясно, что Миньку преследует Фан. Так я впервые узнал о прибытии Афанасия и очень удивился. Позвонил в Грецию, а мне говорят: «Уже месяца два, как уехал». А вчера в Тавде погиб Минька Гордеев.

— Как это произошло? — подал наконец голос помощник. Его интересовали подробности. Теперь многое прояснялось или, вернее, еще больше запутывалось. Ясно стало только одно, почему фотография Анхелики из серванта перекочевала на диван в квартире Гордеева. А то, что задеты интересы трех кланов — пусть косвенно, — было странно и непонятно. Возможно, Гордеев оказался ненужным свидетелем, но, чтобы решиться на убийство не последнего человека в организации Поликарпа, нужно иметь за спиной солидного дядю.

— Подробности мне неизвестны. Труп нашли под утро на берегу речки. Пуля в висок.

— А Гордеев был один?

— Как? — поднял тот глаза на Балуева — теннисный сет продолжался.

— Меня интересует, не было ли поблизости еще трупа?

— Тебе что, мало, голуба?

«Будем надеяться, что Ксения Обабкова жива, — вздохнул Гена. — Хотя если Фан «замочил» ее в другом месте, то Поликарп не обязан об этом знать».

Между тем Карпиди снова запел старую песню:

— Вот почему я стою за объединение, Володенька. Ведь все эти убийства не просто так. Кто-то из тех, что под столом, уже не насыщается крошками. Ему мало. Ему охота пирога. Да еще, пожалуй, не один кусок захапает! Ишь, как развернулся, мухомор-поганка!

— Почему ты так думаешь? Может, он как раз сидит за столом вместе с нами? — Мишкольц теперь пользовался его же аллегориями.

Поликарп испытал некоторое замешательство, которое постарался скрыть. Ведь в данный момент с ними за столом сидел он.

— А я так не думаю. Люди нашего круга действуют в открытую.

Владимир Евгеньевич не стал его переубеждать, он считал, что они и так здорово засиделись.

На прощание Поликарп совсем уж залился соловьем:

— Я к тебе, Володенька, отношусь с уважением. Со всей любовью, так сказать. Я всегда уважал евреев. Еще в детстве мама водила меня в гости к евреям, к хорошим людям. Они меня угощали чем-то… Не помню, как называется…

«Почему же мама не научила тебя элементарному такту?» — со злостью подумал Геннадий.

Мишкольца такие речи вообще покоробили. Он никогда не считал себя, евреем. Иудеем — да. Но ведь хазары в свое время тоже приняли иудаизм. И русским он себя не считал. Может быть, только немного — чикоши, гайдуком альфёльдских степей.

— Надо бы проверить насчет Гордеева, — подсказал шеф, когда они выехали на шоссе, оставив позади зловещий поселок, с лесом, кладбищем и луной. Луна будто нарочно надолго затянулась облаками. — Я не верю ни единому слову этого проходимца!

«Разозлился Вова, — подумал про себя Балуев, — не любит, когда на него клеят ярлыки. А кто любит? Тут, пожалуй, Поликарп переборщил. Боров неотесанный!»

Геннадий явился домой в третьем часу. Марина ждала его на кухне, читала Нострадамуса и сборники «Народная медицина».

При виде мужа ее лунообразное лицо растянулось в улыбке, и она тихо заплакала.

— Ты чего не спишь?

— Жду…

— Я мог бы и утром приехать. Сказал же по телефону — не жди.

— Опять дела?..

— Ты снова со своими подозрениями? — взмолился Балуев.

— Нет-нет! — поторопилась успокоить его Марина.

Нет-нет, она не подозревала. Она ему верила. Потому что в полночь позвонила Светке, и трубки никто не поднял. И тогда позвонила Стародубцеву.

— Дима, они опять где-то гуляют! — разрыдалась Марина.

— Кто? — не понял он спросонья.

— Светка с моим!

— Погоди-ка! Сейчас проверю! — попросил он и пошел взглянуть, на месте ли Света, а Марина покорно ждала у аппарата.

Света оказалась на месте, на соседней подушке. Звонок ее не разбудил, а разбудил дикий хохот Стара.

— Ты чего? — потерла она глаза.