Кровавый источник

А на следующий вечер, как и было объявлено ранее, состоялась великая пьянка. Собралось нас человек шесть. Мальчики, девочки, поэты, прозаики, был даже один критик, упившийся до бессознательности.

Ну, думаю, хана пришла моей мамаше с детьми! Такой разнузданности, какую мы творили в этот вечер, никто не выдержит, никакая крыса!

В самый разгар торжества поведал я коллегам о своей гостье, хотя, скорей всего, наоборот — гостем был я. Всем тут же захотелось открыть шкаф — посмотреть на счастливое семейство. Но я собственным телом заслонил шкаф и закричал:

— Не пущу! От ваших слюнявых харь у мамаши молоко пропадет!

Меня еле отодрали от шкафа. А как рассмотрели получше обшитую гвоздями дверь, так и ахнули.

— Это кто же так постарался?

— Здесь уже два года никто не жил, — обронил кто-то.

— А последним был сумасшедший вьетнамец, — ухмыльнулся тот самый, что посоветовал мне подмазаться к комендантше. — Его работа, видать.

Теперь настала моя очередь слушать. Оказывается, последние несколько лет в этой комнате жили только самые непосвященные, в основном иностранцы. Да и те долго не выдерживали. Может, потому, что в конце концов тоже становились посвященными в ее тайну.

А тайна состояла в том, что в этой комнате жил и умер один поэт. Из уст в уста много лет передавалась страшная легенда, будто поэта задушила любовница. В этой самой комнате, на кровати, где спал теперь я.

— Первый же, поселившийся здесь после смерти поэта почувствовал неладное. Кошмары, галлюцинации…

— Нормальная реакция психики, — возразил я своему товарищу, который помог мне устроиться в этой чудесной комнатушке.

— А как ты объяснишь точно такую же реакцию у тех, кто ничего об этом не знал?

— Я тоже ничего об этом не знал. Как видишь, кроме крысы с потомством в шкафу, никаких кошмаров.

На это мой приятель рассмеялся.

— А крыса — это что, по-твоему?

Я почувствовал, как у меня похолодела спина.

— Крыса — это крыса, — почти по слогам произнес я.

Когда все разошлись, я никак не мог решиться выключить свет. А когда все-таки решился, услышал знакомый писк новорожденного. Только теперь он вызвал у меня скорее боль, чем радость.

Днем в институте мой добродетельный приятель предложил:

— Давай проведем эксперимент. Вскроем шкаф и положим отраву. Если мамаша и после этого будет кормить молочком своих малюток, тогда тебе лучше обратиться к врачу.

После занятий, раздобыв отраву и вооружившись гвоздодерами, мы принялись задело. Возились со шкафом порядочно. Вьетнамец поработал на совесть.

Наконец, когда пол уже кишел стальными червячками, приятель мне шепнул:

— Открывай! — будто я почетный гость на какой-то выставке.

В шкафу лежали грязная тряпка со следами крови и почти превратившаяся в минерал буханка хлеба, искусанная со всех сторон.

— Что я тебе говорил? — торжествовал я. — Все признаки налицо. Она рожала на этой тряпке. Идеальное место — просторно и пища под боком.

— Это еще ничего не значит, — не сдавался приятель. — Кто тебе сказал, что это крысиная кровь, а не человеческая? А булку оставил бедняга вьетнамец. Он, говорят, здесь и не такие чудеса вытворял!

Дальше он действовал самостоятельно. Булку выбросил, а на ее место положил свежий мякиш с отравой. Тряпку убрать почему-то побрезговал. И я к ней не прикоснулся.

Ночь прошла на редкость спокойно. Никто не потревожил моего сна.

Утром я заглянул в шкаф — там ничего не изменилось. Приятель мой даже расстроился, узнав, что я не сумасшедший. И в свое оправдание пробубнил:

— Все равно мы сделали доброе дело.

Результаты «доброго дела» обнаружились в тот же вечер. Когда я пришел из института и решил проверить шкаф, мне почудился смешок моего приятеля, хотя в комнате я был один. Не придав этому значения, я открыл шкаф.

На окровавленной тряпке покоились трое крохотных крысят. Они были аккуратно положены в ряд заботливой матерью. Самой же крысы нигде не было. Оставалось только догадываться — отравились ли они молоком матери или мать бросила их, когда поняла, что отравилась.

Уснуть я не смог. Мне казалось, как только я усну, крыса вернется, чтобы отомстить, и вцепится мне в горло!

Выспался на лекциях. В общаге сразу же напросился в гости. Всю ночь пил водку. В комнату вернулся под утро. Уснул. Снился кошмар. Проснулся от собственного крика. За окном — ночь. А когда пришел из гостей, уже светало. В темноте надо мной посмеивался приятель. Включил свет. Никого. В шкафу — опять движение. Вспомнил, что мякиш с отравой выкинул вместе с тряпкой. Подойти к шкафу побоялся.

Попробовал снова уснуть. Разбудил смешок приятеля. Потом из шкафа раздался детский плач. Не крысиный, а человеческий. Так плачут новорожденные, когда их берут на руки, укутанных с головой в одеяло. Крик слабый, глухой, будто это внутри тебя самого что-то ревет беспомощно, но отчаянно.

Хотелось убежать из проклятой комнаты, но сил подняться с кровати не было. Я заболел — первое, что пришло мне в голову. И в который уже раз хихикнул приятель.