Кровавый источник

— Если бы! Навела целую ораву парней! Они мне угрожали. Если проболтаюсь, что дал ей телефон, тогда мне конец.

— Это еще ничего не значит. Может, просто не хотела иметь с милицией никаких дел. А так на нее бы пало подозрение.

— Может быть, и так, — согласился сочинитель, — да только рожи у ее друзей больно уголовные.

— Сколько их было?

— Четверо.

— Кого-нибудь запомнил?

— Да они все на одну рожу! Мордастые, плечистые…

— А не было среди них маленького, в длинном пальто, с выпуклым лбом, с татуировкой на руке?

— Нет. Такого точно не было. Я же говорю — здоровенные все, забодай их тюлень!

Балуев ушел от него, выведав номер комнаты в общежитии, где живет Маша Конягина, и оставив литератора в полном смятении чувств и вновь наедине с собственной совестью.

— Куда теперь? — не интересуясь подробностями, спросил бородач.

— В общежитие литературного института! — приказал Геннадий.

— В эту Тмутаракань? — усмехнулся Истомин. — Довелось как-то пожить. Жуткое местечко — не приведи Господь!

Уже по дороге Гена, отвлекшись от своих мыслей, спросил:

— Чем же оно жуткое, ваше общежитие?

— Мне здорово повезло — я как-то опоздал на сессию, и мест в общежитии не было. Скитался несколько дней по разным комнатам. Спал, где ночь застанет. В основном это были пьянки до утра с собратьями по перу. Какая уж там учеба!

Во время одной из таких пьянок кто-то посоветовал: «Подмажься к комендантше. Есть свободная комната. Никого в ней не селят». Ну, раз такое дело, купил ей коробку конфет, наговорил, как уж водится, всяких лестных слов. «Есть, — говорит, — комната. Хоть сегодня заселяйся, да только…» Чего «только», она мне так и не сказала.

Комната оказалась здорово запущенная — пыль, мусор, света нет. Часов пять я прибирался, выдраил, как палубу. Вот почему, думаю, комендантша «да только» сказала, напугать побоялась размахом уборки.

В первую ночь решил отдохнуть ото всех. Никуда не пошел и к себе никого не пригласил. Про мою комнату еще никто не проведал, потому что находилась она на два этажа выше тех, где обитали мои сокурснички. Уснуть почему-то долго не мог, хотя должен бы сразу отключиться после пяти-то часов утомительного труда. А как стал отключаться, слышу — в стенном шкафу какая-то жизнь началась, кто-то там скачет, беснуется.

Зажег я светильник, который выдала мне комендантша. Еще раз прислушался — тишина. Шкаф тот забит был гвоздями и во время уборки руки до него не дошли. Выключил свет. Опять стал засыпать — а там прыг да скок. Крысы, — уже сквозь дрему соображаю, — известное дело. Но патологическое недосыпание сыграло свою роль и даже заглушило страх и брезгливость.

Наутро комната мне куда больше понравилась — окно на восход, в окне вместе с солнцем Останкинская башня торчит. Комната сама просторная. Тахта уголком стоит, перед ней низенький полированный столик, в другом углу комод доисторический и моя кровать. За занавеской тамбур с двумя стенными шкафами по бокам. Один забит. Причем забит на совесть — прямо обшит гвоздями. Что-то расхотелось мне его вскрывать. Может, лень было, а может, подумал: «Вот открою, а крысы ко мне в гости придут!» Будто нет у них другого пути ко мне, как только через этот шкаф.

Просидел весь день на лекциях. Вечером пошел в один захудалый театрик. На не захудалый денег тогда не было. Вернулся к себе уже ближе к полуночи. Видеть никого не хотелось. Чаю попил и лег спать. В шкафу на этот раз кое-что поинтересней приключилось. Никто уже не прыгал, только раздавался жалобный писк, словно о помощи кто просил. Запустил я ботинком в шкаф — бесполезно, писк не унимается. Крыса — вроде мерзкая тварь, а за душу берет. Так и уснул я под ее жалобную песню.

Утром постоял опять перед забитой дверью. Это сколько же надо иметь терпения, чтобы столько гвоздей всадить! А может, не терпения, а страха?..

Днем снова лекции. На последней паре подсел ко мне тот, что посоветовал к комендантше подмазаться, и с такой хитрой улыбкой спрашивает:

— Как тебе на новом месте?

— Нормально, — отвечаю, — только крысы спать не дают.

— Крысы? — удивляется он и задумчиво так: — Ну-ну… — Потом встрепенулся: — Чего в гости-то не зовешь?

— Некогда было, — оправдываюсь. И наметили мы с ним великую пьянку на следующий вечер.

А в этот вечер все шло по плану. Меня пригласила в гости одна моя сокурсница — москвичка, драматургесса. Выпили мы с ней, поговорили о театре, посплетничали о сокурсниках и мастерах. Короче, там было все.

К себе я вернулся во втором часу ночи. Зачем вернулся? Сам не понимаю. Драматургесса меня оставляла до утра, а я, упрямый осел, ни в какую! Захожу в комнату — батюшки мои, архангелы небесные! В шкафу-то у меня писк новорожденный! Я уж эту премудрость хорошо знаю. Не раз кошачьи роды принимал. А тут — надо же — крыса у меня в шкафу родила! Приставил я ухо к самому шкафу, а там такое… Борьба за мамкину сиську в самом разгаре! Удовольствие я получил от этой радиопостановки куда больше, чем от спектакля во вчерашнем захудалом театрике. Так и уснул при полном катарсисе.