Альбин видит краем глаза, как многие согласно кивают. Он представляет себе мамину инвалидную коляску в затопленных водой коридорах и ненавидит всех этих людей.
Где-то за пределами зала слышно, как закрывается стальная дверь. Кажется, это та дверь, через которую вошли они с Калле и Лу.
– И как мы, по-твоему, выберем, кого спасать, а кого нет? – спрашивает кто-то.
– Сначала женщины и дети, разумеется, и…
– Ага, и как это соотносится с понятием равноправия, о котором ты всегда разглагольствовал? – спрашивает пожилой мужчина в форме охранника.
Голоса становятся все громче, все кричат и перебивают друг друга.
– А мы можем выпустить топливо, чтобы заглохли моторы?
– Это ненадежно. К тому же довольно трудно и долго.
– Мы может погасить все огни или попытаться ими мигать… Если все лампы и фонари погаснут вместе, с другого парома можно будет понять, что у нас не все в порядке…
– Ты и правда хочешь оказаться в темноте вместе с этими?
– Но мы могли бы попасть в машинное отделение и залить водой электрооборудование. Если мы это сделаем…
– Я вообще не понимаю, зачем мы все это обсуждаем. Нам нужно попасть в рубку каким-либо образом, а по дороге просто нужно изрубить в фарш каждого монстра, который окажется на пути…
– Замолчи, Антти, ты такой же кровожадный, как они.
Друг Калле беспомощно разводит руками.
Альбин видит, что на его рубашке и жилете под мышками большие пятна от пота.
– Мы пока не знаем, что произошло на самом деле с этими людьми, – продолжает он. – Но это люди… они больны. И нуждаются в помощи.
– Ты и правда так считаешь? – раздается чей-то голос. – А я как раз считаю, что помощь нужна вам.
Все оборачиваются на голос. Кто-то вскрикивает. Альбину не хочется смотреть, но он тоже поворачивает голову к входу.
В дверях стоит Дан Аппельгрен. Но его почти не узнать. Весь опухший, глаза красные, с нездоровым блеском, будто стеклянные.
За его спиной толпятся зараженные. Они шумно принюхиваются, лязгают зубами. Будто чего-то ждут.
Альбин смотрит на Лу. Вспоминает, как они рассказывали друг другу страшные истории по ночам в летнем домике. Вот, настал тот час, когда он приоткрыл ту дверь, которую тогда представлял себе. Теперь он знает, что за чудовища там прятались. Вот они уже здесь.
Стулья с грохотом переворачиваются, пол начинает вибрировать, когда сидящие ближе к входу вскакивают с мест и бегут в другой конец зала.
Кто-то начал молиться,
Марианна
Несмотря на то что она спокойно сидит на диване, ее сердце бьется сильно и быстро. Будто в груди тикает мина замедленного действия, готовая разорваться в любой момент.
Во всяком случае, больше уже никто не бьется в дверь.
– А если мы утонем? – спрашивает Мадде, стоя у окна; ее взгляд устремлен за горизонт.
– Не утонем. – Винсент быстро делает глоток виски.
– Откуда ты знаешь? – Голос Мадде прерывается на полуслове. – А вдруг уже некому управлять этим паромом?
Марианна пытается побороть начавшийся приступ головокружения. Здесь, в номере люкс, который больше, чем ее квартира, он почти забыла, что они в море. Вдруг ее охватывает какой-то иррациональный страх. Будто Мадде своими словами навлекает новую катастрофу.
– Замолчи! – вдруг слышит Марианна собственный голос. – Просто помолчи, а?
Мадде долго не отвечает, а потом говорит:
– Представьте, что мы уже умерли и, по-видимому, попали в ад.
– Пожалуйста, хватит, – просит Марианна.
– Иди сюда и сядь, – предлагает Винсент. – Ты с ума сойдешь, если будешь вот так стоять и смотреть в окно.
– Мне кажется, что я сойду с ума в любом случае, – отвечает Мадде.
Винсент кивает в ответ, несмотря на то что Мадде его не видит:
– Мне кажется, в любом случае лучше отойти от окна. Если кто-то из них тебя увидит, то будет пытаться сюда проникнуть.
Марианне кажется, что рукава ее свитера так сжались, что не дают крови поступать в руки, а волосы на затылке встали дыбом.
– Я так не думаю, – возражает Мадде. – Они очень заняты сами собой.
– Но отойди уже оттуда, – шипит Марианна.
Винсент встает с дивана и тоже подходит к окну. Его взгляд пристально следит за происходящим за окном. Он ищет глазами своего друга.
Что он сделает, если вдруг увидит Калле? Уйдет от женщин? Однозначно да.
– Как ты думаешь, они понимают, что делают? – Мадде смотрит Винсенту в лицо. – Сандра… она была такой… будто внутри вообще нет человека… пусто…
– Видимо, они подчиняются какому-то инстинкту, – предполагает Винсент.
Мадде нехотя кивает. Всхлипывает.
– Я пытаюсь понять, почему Сандра вернулась в нашу каюту. Почему она напала именно на меня. Потому что она меня любит или, наоборот, потому что ненавидит?
– Почему она должна тебя ненавидеть? Вы же подруги.
– Мы поссорились в последнюю минуту… Я поступила глупо, я виновата…
И снова Мадде начинает плакать. Когда рыдания сотрясают ее плечи, блески на спине сверкают через прозрачную ткань платья.