Кровавый квартал

— Ты еще не понимаешь, но мы созданы друг для друга, как звезды и темное небо. Не волнуйся, смерть всегда преследует нас. От нее не убежать. Твое желание исполнится, но не сейчас, куколка. У меня есть планы для нас, планы по твоему восстановлению.

Фырканье вырвалось из меня, прежде чем я успела остановиться. Алкоголь, все еще текущий по моим венам, придал храбрости не задумываться о таких мелочах, как то, где я и что со мной будет. Но я боялась того момента, когда действие спиртного окончательно пройдет.

— Меня нельзя восстановить или исправить. Моя мать пыталась, врачи пытались, черт возьми, даже тюрьма пыталась, но я всегда буду сломана. — Я всматривалась в тьму капюшона, пытаясь найти его глаза. — Отведи меня обратно на мост и сбрось, или застрели. Делай что хочешь. Смерть — единственное, чего я жду.

Он скинул капюшон, и я не была уверена, что хуже: пустота, скрытая тенью, или пронзающие голубые глаза, от одного взгляда на которые мое сердце забилось сильнее. Он улыбнулся, и это ощущалось, как прикосновение чего-то ледяного.

— И где же тут веселье? Нет, куколка. Сломать тебя и собрать заново… намного интереснее.

Прекрасно. Меня похитил настоящий психопат. Я не могла привлечь какого-нибудь обычного насильника или убийцу. Конечно, нет. Мне обязательно нужно было притянуть самого сумасшедшего из всех, как чертов мотылек на пламя.

Он провел костяшкой пальца по моей щеке, и я поняла, что плачу, когда он поднял палец и показал мне, прежде чем медленно втянуть его в рот.

— Ты на вкус, как отчаяние. Интересно, будет ли твоя киска такой же сладкой.

Мое дыхание остановилось, а сердце застыло в груди, когда я увидела, как он снова облизал палец и тихо застонал. Ничего из того, что он делал, не должно было вызывать возбуждения, и тем не менее внутри меня проснулось что-то большее, чем страх и грусть. И это пугало сильнее всего. Моя неспособность себя контролировать всегда была моим злейшим врагом, и я уже знала, что он будет хуже любой бутылки водки.

Господи, знаю, что не заслуживаю помощи, но прошу, помоги мне.

Грейсон

Сняв кожаный плащ, я повесил его и начал медленно обходить Алору, размышляя, с чего начать. Она думала, что слаба, но ее ум был куда более выносливым и решительным. В ее глазах горел вызов, даже сквозь дымку алкоголя.

Ее глаза следили за мной по всему помещению, даже когда я был в тени.

— Не хочешь спросить, где ты?

— Тебе станет легче, если я спрошу? — Ответила она с сарказмом в голосе, еще раз демонстрируя силу, которой не обладали многие.

Усмехнувшись, я облокотился на стол и посмотрел на нее сверху вниз.

— Ты в доме моей семьи. Точнее, раньше у нас была здесь дача, но мои родители здесь больше не живут, теперь здесь живу только я. Сейчас ты привязана к моему обеденному столу, и должен сказать, выглядишь, как вкусное блюдо, которое чертовски хочется съесть.

Щеки Алоры покраснели, глаза расширились, и она прикусила губу. На ее лице написана целая гамма эмоций — смущение, страх, желание. Я мог читать ее, словно открытую книгу.

— Мне нужно в туалет, — сказала она, и я усмехнулся.

— Тогда иди.

— Что?

— Прислушайся к своему телу, Алора. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Она моргнула, подняла голову и посмотрела вниз, ее лицо стало белым, как мел.

— Я… я голая, и… о боже, ты что, вставил мне катетер?

— Именно так. Как только я закончу промывать твой желудок, начну вводить тебе питательные вещества. Ты в ужасной форме, у тебя дефицит всех необходимых элементов.

— О, боже… Неужели ты решил лишить меня всякого достоинства? — Спросила она, снова опустив голову. — Ты реально псих.

— Скорее, социопат, — ответил я. — И нет, я просто тщательно подхожу к делу. Я выполняю твою работу — забочусь о твоем теле.

— Спасибо, мам, — фыркнула она, и я резко подошел к ней, схватив ее за лицо.

— Твоя мать — дрянь, которой плевать на тебя, а вот мне нет. Больше не называй меня так, иначе накажу.

Она сглотнула, звук был громким в тихом доме. Черт, как же мне нравились ее голубые глаза. Они были как два айсберга, и все же, как ни странно, согревали меня. Алора кивнула, и вспышка гнева во мне утихла.

— Это был ты, не так ли? — Спросила она, когда я отпустил ее лицо.

— Если ты спрашиваешь, убил ли я того мужика, который трахал твою мать, то да. Я убил Дэйва.

Она закрыла глаза, покачав головой из стороны в сторону.

— Почему?

— Он обернулся. Ему не следовало оборачиваться, — сказал я, включая старый музыкальный центр. Проигрыватель загудел, и я взял диск, который нашел в коробке Алоры с надписью «Любимые A&E».

— Не понимаю, что это значит.

Я пожал плечами, вставив диск в проигрыватель и захлопнув крышку.

— Значит, что он оказался не в том месте и не в то время. И ему нужно было умереть.

— Думаю, ты рассказываешь это мне, потому что не собираешься отпускать?

Я взял пульт и нажал на случайное воспроизведение. Первая песня начала играть, и я подошел к Алоре. Мне нравилось, как дико смотрятся ее синие волосы, разметавшись вокруг головы, контрастируя с деревом глубокого медового цвета.