Затем он и митрополит сели в золотые кресла, возле которых стоял стол, укрытый богатой парчой, а на столе лежало то самое блюдо со сверкающими золотом царскими регалиями – бармами и шапкой Мономаха. Иоанн всю службу сидел недвижно, не глядя на Макария, пытался отвлечься от волнительных мыслей, вслушиваясь в церковное пение, которое его всегда завораживало. Но сейчас отвлечься не удавалось, мысли были совсем об ином. Вдруг вспомнилась мама, которая, к великому сожалению, не дожила до этого дня. Как бы она была рада видеть это! Но она видит – Иоанн твердо верил в это, а сердце вдруг защемила неизгладимая тоска. Казалось, еще немного, и глаза станут мокрыми от слез. Но наступила вдруг тишина в стенах величественного собора, и митрополит медленно и властно поднялся со своего места. Голоса певчих смолкли, перестали перешептываться и свидетели венчания. Было лишь слышно, как гудит сильный зимний ветер за каменными стенами собора. Иоанн тоже поспешил подняться, и печальные мысли вдруг улетучились – вот сей момент!
Макарий возложил на него крест Животворящего Дерева, бармы и шапку Владимира Мономаха, далекого предка юного государя, произнося громогласно:
– Яко твоя держава и твое есть царство!
И тогда начались поздравления многочисленных придворных и духовенства. С этого мгновения в России появился первый
Когда отслужили обедню, вышел Иоанн к безмолвному народу, весь в золоте, с царскими регалиями, светящийся, словно божество. Тут же и прокатилась волна восторга у толпы перед собором, кто-то упал в обморок, кто-то плакал от счастья, кто-то рвался вперед, лишь бы оказаться поближе.
Иоанн прошел по бархату и камке во дворец, на всем пути немой брат государя Юрий посыпал царя золотыми деньгами, а мису, откуда он брал монеты, нес Михаил Глинский. Оба шли в нарядных ферязях, сафьяновые сапожки их сверкали камнями. А затем с крыльца дворца окольничие и бояре стали разбрасывать в толпу милостыню, учинив тем самым давку – каждый пытался унести с собой хоть частицу того, что было бы связано с этим днем.
Впрочем, лишь через годы другие государства признают Иоанна царем. И пока еще не предвидели того, что за великая сила растет с тем самым на востоке, имя которой Россия…
Уже тринадцатого февраля Иоанн женился. До этого состоялся смотр невест – обряд, заимствованный у Византии (Иоанн и вправду стал считать Россию наследницей погибшей империи). Каждый благородный служилый человек должен был прислать в Москву молодую девушку из своей семьи, дабы иметь возможность породниться с государем. Выбирали самых достойных. Для девушек и их родни это было настоящее испытание. Девиц тщательно осматривали лекари в их родных городах, а потом и наместники. Тут и там слышался женский плач и причитания – «недостойные» красавицы ревели навзрыд, сопели возмущенно их отцы и братья. Тех, кто прошел первый смотр, отправляли в Москву, где на них лично уже глядел сам государь. Знакомясь с девушкой, давал им в подарок дорогие узорчатые платки. Здесь-то девушки и их родня изощрялись в кознях и интригах, дабы очернить соперников. Это была настоящая борьба, жестокая, беспощадная.
Его избранницей стала дочь покойного окольничего и воеводы Романа Юрьевича Захарьина – Анастасия, семнадцатилетняя красавица с мраморным лицом. Была она оплотом добродетели, смиренная, набожная. Когда увидел ее Иоанн, тут же без сомнения понял, что именно она должна стать его женой. Юный государь крепко полюбил ее. Так нежданно Захарьины и вступили в царский двор…
Глинские с опаской поглядывали на родственников невесты и новых людей при дворе. Старшие братья ее, юноши Даниил и Никита, назначены были спальниками[15]
государя, а значит, уже пользовались его доверием. Стелить брачную постель должен был Алексей Адашев. Мовником, то есть тем, кто мыл государя в бане, было приказано быть молодому воеводе, родственнику Иоанна, князю Ивану Федоровичу Мстиславскому. Спать у брачной постели обязывался Юрий Пронский-Шемякин. Окружив себя новыми людьми, юный царь готовился к переменам…Со всех уголков державы стекались в Москву многочисленные гости. Все приготовления завершены – наступила последняя ночь перед свадьбой. Иоанн беспокойно ворочается в своем ложе, не в силах уснуть. Зато дружно храпят его спальники: Пронский-Шемякин, Лешка Адашев и братья Захарьины.