Кровавый скипетр

– Верно говоришь, государь. Идти на Казань надобно! И выручать полки Микулинского и Горбатого нужно! Но я считаю, нельзя тебе в Казань с войском идти. Отправь туда нас, воевод! Понесем мы знамя Христово, именем твоим захватим Казань!

– Верно говорит Михаил Яковлевич, верно! – встал со своего места Петр Иванович Шуйский. – Остаться надобно в Москве тебе, государь. Вдруг не только с Казанью воевать будем? Ногайцы обещали не помогать казанцам, но черт их знает, могут и предать тебя, полки свои на Москву отправить, пока все войско в походе будет. Да и крымцы чего стоят – могут в обход нашим полкам пойти, города грабить да сжигать станут. Оставайся в Москве, государь, с тобою устоит город!

Русское правительство с опаской следило за новостями из Крымского ханства. Недавно к власти там пришел Девлет-Гирей, ставленник турецкого султана. Убив родного дядю, старого хана Сахиб-Гирея, его сыновей и внуков, он стал единоличным и общепризнанным правителем Крыма. Чего можно было ожидать от столь кровожадного и жестокого правителя?

– Как же? Как же государь может остаться в стороне, когда грядет великий поход? – развел руками пожилой боярин Дмитрий Иванович Оболенский. – Разве не будут русские ратники упорнее биться, когда сам государь будет подле них? Разве не окрепнет дух их, когда сойдутся в схватке с татарами? Надобно государю свое войско вести! И тогда принесет он полкам нашим победу!

Его также поддержали многие бояре. Иоанн молча смотрел на них, выслушивал каждого, хотя и давно все для себя решил. Сильвестр и Адашев не раз говорили, что Иоанну следует возглавить поход. С трепетом вспоминал он слова Сильвестра: «Не дает тебе Господь победы из-за того, что не слушаешь ближних своих, не внимаешь словам нашим! Ибо лишь во благо России эти слова! Но теперь, когда по наущениям нашим навел порядок ты в доме своем, пора и к походу вернуться. Знаю, будет победа твоей, Иоанн! Господь милостив!»…

Бояре высказались и ждали решения Иоанна. Царь поднялся, остальные поднялись вслед за ним.

– Собираем великое войско в поход! Я встану во главе его…

Он перекрестился, молча крестились бояре. На этом собрание думы завершилось.

Государь же отправился в Успенский собор на молебен. Долго молился он о предстоящем походе, но более всего о беременности своей жены. Государь желал сына, боялся, что поход затянется, и Анастасия родит без него.

Когда выходил он из собора, погруженный в свои думы, к нему подошел Адашев и сказал тихо:

– Государь! Там дядя твой, Михаил Глинский, прибыл. Просит принять его…

– Так пусть сюда и подходит, – равнодушно ответил Иоанн. Уже вскоре к нему подошел Михаил Васильевич. Как сильно постарел он за эти годы, пока был в немилости! Сильно тронула седина его волосы и бороду, появились глубокие морщины у глаз, щеки впали. Он упал на колени перед Иоанном и закрыл лицо руками:

– Не могу более жить, как пес. Прости меня, государь! Этого и мать наша, Анна, хотела, упокой Господь ее душу! Последней ее волей был указ, дабы приехал я к тебе в Москву и просился на службу. В память бабки своей, Анны, исполни, государь! Христом Богом молю! Прости! Не предам тебя никогда более! Не дам усомниться в себе!

Услышав о смерти своей бабки, Иоанн смягчился. Что-то прошептав, перекрестился, затем руками взял дядю за лицо, поднял его с земли и расцеловал в мокрые от слез щеки.

– Поход скоро. Отправишься в моем полку. Прощаю тебя, – произнес Иоанн и, обойдя Михаила, отправился дальше. За ним толпою двинулась и его свита. Оставшись один, Глинский, вскинув голову, взглянул на купола Успенского собора, тяжело вздохнул, словно сбросил наконец с плеч тяжелую ношу, и прошептал:

– Благодарю тебя, Господи…

Ночью Иоанн долго не спал – читал бумаги, затем просто бесцельно ходил по палатам. Словно готовился к чему-то великому.

Скоро светает. Иоанн пальцами затушил слабое пламя свечи. Настя, наверное, уже уснула, не дождалась его в спальне. Тихо прошел государь в покои, увидел на кровати ее, мирно спящую, прикрытую одеялом. Она улыбалась даже во сне – такая добродушная, светлая, добрая!

С Настей было тепло и спокойно – как раньше с мамой. Потому, как только слышал он оклик супруги, то тут же остывал, не давая вырваться наружу своей злости. Она смиряла его. Как и Сильвестр. Юный государь верил им и повиновался.

Укладываясь рядом с женой, Иоанн поцеловал ее в щеку. Сквозь сон Анастасия улыбнулась, по-детски понежившись в постели.

– Ради тебя я завоюю все царства, – прошептал Иоанн, – все царства…

* * *

– Стало быть, жениться надумал, – хмуро и задумчиво произнес старый кузнец Кузьма, глядя на Архипа. Юноша опускал глаза, улыбался.

– Никак на той девке?

– На ней…

Усмехнулся Кузьма, погладил седую бороду.

– Девка добрая, красивая. Забыл, правда, как звать ее…

– Белянка, – с нежностью произнес Архип…

Зимой шли по Русской земле освобожденные из казанского плена люди. Многие шли в Новгород и Псков, подальше от разоряемых южных земель, где они уже все потеряли.