Кровавый скипетр

Вслед за царицей шла голосящая толпа казанцев – они жалели ее, молили остаться, обещали защитить от любого зла, но понимали, что поздно. Сююмбике, бледная, легкой поступью подошла к ладье, опустила глаза, увидев Оболенского. Он подал ей руку и помог взойти в судно. Как только села она на свое место, тут же ратники прикрыли шатер от лишних глаз, гребцы активно начали работать веслами. Ладья с богатым шатром, который был виден даже издалека, отошла от берега и поплыла, увлекая за собой и другие лодки. Казанцы бросались в воду, продолжая стенания, но уже ничего сделать не могли.

Больше Сююмбике и ее сын никогда не вернутся в Казань. Но царь Иоанн сдержал слово, с почетом встретил бывшую царицу Казани и ее сына, поселил их во дворце и позволил иметь слуг. Утямыша же вскоре крестили именем Александр. Принять православие Сююмбике гордо отказалась, а согласием на крещение сына она, по сути, сохранила себе беззаботную и удобную жизнь при русском дворе…

Шах-Али и боярин Булгаков стояли вдвоем и глядели на растворяющиеся в речной дымке лодки.

– Не успел ты, великий хан, сесть на казанский трон, местные вельможи уже затевают заговор! – сказал вдруг Булгаков. – Вели князьям своим и людям их следить за коварными казанцами. Сегодня приняли, завтра уже продадут тебя.

Шах-Али кивнул, не отрывая взгляда от удаляющейся ладьи с золотым шатром.

– Мне скоро надобно ехать к государю. По условиям договора с казанцами нужно освободить всех русских пленников! – продолжал Булгаков.

– Я выполню все, что велел великий царь! – отвечал Шах-Али. – Я по-прежнему остаюсь его верным братом…

В тот же день были освобождены почти пятьдесят тысяч русских пленников. Славя Бога и своего царя, они, больные, слабые, раненые, слепые, старые и молодые, вышли на улицы Казани и стали покидать город. Была среди отпущенных рабов и Белянка.

Пленивший ее татарин распродал плененных детей уже на следующий день, как прибыл в Казань. Белянку взял к себе старый, грузный вельможа в полосатом халате, с бритой головой и длинными тонкими усами, спадавшими вниз. Она подносила ему еду и убиралась в спальне. С годами у Белянки отросли ее светлые густые волосы, проявилась фигура, все больше стала она походить на женщину. Бесстыдно глазевший на девушку старый татарин смущал ее, но никогда не трогал. Теперь он был вынужден отпустить пленницу.

За все эти годы Белянка так и не узнала о судьбе своих братьев, не знала, что происходит и в родной земле. Слышала лишь, что русские войска подходили к городу, молилась Богу, надеялась, что однажды воины православные войдут в Казань, освободят ее и всех страдающих в плену. Но свободу они получила при иных условиях.

Поначалу Белянка, как и все остальные, не верила в то, что за городом они не будут атакованы хитрыми татарами и вновь не станут пленниками, потому ноги сами шли очень быстро, а глаза так и искали, откуда выедут всадники. И вот они выехали, сердце забилось еще быстрее. Плен? Снова? И до конца жизни! Во второй раз так уже не повезет, обязательно возьмет в рабство тот, кто и бить будет, и насиловать. Среди идущей толпы назревала паника, но потом постепенно узнали они в этих всадниках своих, русских. Воины ехали поодаль от отпущенных рабов, сопровождали до безопасных мест.

Теплое чувство радости и свободы охватили Белянку. Она думала, что сгинет в плену, но Бог миловал. Снова, казалось, увидит родную землю, реки, березы, луга, лесные рощи и дубравы. А потом вспомнила, что ни родных, ни дома в Костромской земле уж нет. Куда идти? И теплое чувство радости мигом сменилось безысходностью, болью, Белянка заплакала, закрыв рот ладонью.

Девушка не знала, куда идти – просто шла за вереницей уходивших в русские земли бывших пленных. И внезапно увидела старика, так походившего на покойного Рябого! Глаза Белянки наполнились слезами еще больше, и она, подбежав к старику, схватила его за руку. Но нет, конечно, это был не он. Растерявшись, она смогла выдавить из себя лишь пару слов:

– Батюшка. Нет у меня никого. Возьми меня с собой!

Старик, оглянувшись, усмехнулся и сказал:

– Все мы дети Божьи. Не одна ты, дочка! А коли хочешь, так идем со мною в земли новгородские! Там церковь, в которой служил я до того, как в плен к казанцам попал! Сколько лет в цепях я был! Эх, избитая спина моя, дойти бы!

Шах-Али же вскоре устроил богатый пир. Столы трещали от обилия угощений на золотых блюдах, играли музыканты. Были приглашены все вельможи, эмиры и имамы Казани, от пестрых нарядов которых рябило в глазах. Шах-Али, сидевший во главе стола, так же богато одетый, ел сушеный виноград и весело глядел на своих гостей. Уже знал он, что многие из них, осуждая Шах-Али за освобождение русских рабов, составлявших большую часть среди других пленных, начали держать связь с ногаями, а также хотели убить самого Шах-Али и всех русских, которые пришли вместе с ним в Казань.