Кровные связи

Зуд усилился, став почти болезненным. Кейси с ожесточением чесался, но облегчения это не приносило. Ему хотелось запустить руку в собственную глотку и как следует почесаться изнутри.

– Кён! – заорал он, теряя терпение.

На этот раз состайник отозвался и, судя по голосу, находился он неподалёку.

– Тут я. Чего горло дерёшь?

Круглая, как мяч, коротко стриженная голова Кёна показалась из-за двускатной крыши ближайшего здания. Махнув рукой Кейси, он обнажил зубы в широкой улыбке.

– Ну что, пошли?

– Только если ты поможешь мне встать.

– Какие проблемы? – казалось, физически невозможно улыбнуться ещё шире, но Кёну каким-то чудом это удалось.

Кейси ухватился за протянутую жилистую руку и не без труда поднялся, стараясь не опираться на стопу больной ноги. Кён смерил его полным сомнения взглядом.

– Полезай-ка мне на спину, приятель.

– Ты что, Кён, с дуба рухнул? Ты не спустишься, если я буду на тебе висеть.

– Мне лучше знать, спущусь или нет. Сказал я тебе полезай, так полезай и не хныкай, а то заставлю через весь Блай сигать на одной ноге.

– Ещё чего, – проворчал Кейси, но послушно забрался ему на закорки.

Кён шёл бодро. Сперва он насвистывал, пытаясь показать, что ноша в виде четырнадцатилетнего парня не доставляет ему никаких забот, но затем всё же умолк, следя за дыханием. Они прошли по раскалённым, пышущим жаром крышам четырёх домов, а потом спустились вниз по наружной металлической лестнице одного из зданий. Кён аккуратно опустил Кейси на землю.

– Дай отдышусь. Тут-то хоть дышать можно, тень есть…

Кейси молчал, подолом футболки вытирая мокрое от пота лицо. Осеннее солнце со всей щедростью отдавало своё последнее тепло. На какие-то секунды у Кейси снова возникло чувство, что до сих пор длится лето, и что оно будет длиться вечно – неизменное в своих солнечных днях, слепящих белых бликах на оконных стёклах, птичьих песнях и шелестящем шуме тополей, так похожем на шёпот – словно деревья о чём-то переговариваются между собой. Кейси закрыл глаза, впитывая их голоса, надеясь запомнить их и пронести с собой через предстоящую зиму, которая – он знал это так же чётко, как собственное имя – будет казаться ему такой же нескончаемой, каким кажется лето сейчас.

И тут же вернулся зуд, ужасающий, нестерпимый. Будто внутри него засело насекомое, грызущее, царапающее. Кейси содрогулся всем телом. Кён ничего не заметил, и он был этому только рад. Состайник принялся бы задавать вопросы, на которые у самого Кейси не было ответов.

– Пойдём дальше? – спросил Кён.

Получив в ответ согласный кивок, он опять усадил Кейси на спину и понёс его домой.

– Знаешь, ты мог бы просто подставить мне плечо. Я опирался бы на тебя, но шёл сам, – сказал Кейси некоторое время спустя.

– Что за человек такой, – проворчал Кён. – Его везут, а он ещё и недоволен.

Кейси улыбнулся и ткнулся лбом в смуглый затылок состайника.

Старших они встретили на пустыре, около самой кромки леса. Лутай стоял с сигаретой в зубах, руки закинуты были на ружьё, лежащее на его плечах. Вся его поза, расслабленная и непринуждённая, дышала спокойствием, но плотно сжатый рот выглядел порезом бритвы. Повязки на глазу не было, и лицо подмастерья казалось незащищённым, открытым и почти уязвимым. Лутай пристально смотрел на младших состайников. Мирайя сидел на камне у его ног с пустым, невыразительным лицом.

Кён медленно подошёл к ним, спустил на землю Кейси. Вид старших не предвещал ничего хорошего.

– Что с тобой? – спросил Лутай. – Подвихнул ногу?

– Мышцы потянул, кажется, – неуверенно ответил Кейси.

– Что ж, вернёмся домой – наложим повязку.

Голос Лутая был бесцветным и сухим, как ветер с окраин города. Мирайя встал с камня, сунул руки в карманы, но Кейси успел заметить, как он сжал кулаки.

– А зачем вы ружьё притащили? – тревожно спросил Кён.

– Потому что Бледный неважно себя чувствует в последнее время, – ответил подмастерье, не глядя на него. Что-то в его голосе неуловимо изменилось, будто надорвалось. Кадык Лутая дёрнулся, когда он с усилием сглотнул. – И дикари ощутили бы только одного сильного охотника – меня. Только вот я, сильнейший в своём боевом ранге, не рискну соваться в центр города с голыми руками, если мой состайник слаб… Особенно осенью, когда у дикарей подрастает молодняк. А ты… Тебе-то что, да? Тебе же море по колено!

Голос Лутая взвился к небу. Подмастерье поднял голову, и Кейси увидел его глаз, тёмный от ярости, оскаленные зубы. Мирайя безучастно стоял в стороне, и отсутствующее выражение его лица пугало Кейси сильнее, чем свирепые крики Лутая. Мирайя походил на фарфоровую куклу.

– …и ладно бы только тебя сожрали, – орал Лутай, брызгая слюной, – так ты ещё и щенка малолетнего потащил за собой! Сопливого, несовершённого! Ты хоть знаешь, что мы подумали, когда поняли, что вы ушли в город? Да когда ты уже повзрослеешь, Кён?! Сколько ещё я буду всем вам нянькой?!

Кён стоял, втянув голову в плечи. Казалось, он становится всё бледнее и меньше с каждым воплем состайника. Страшась поднять глаза на подмастерье, он едва слышно пробормотал:

– Не случилось же ничего… Всё ведь в порядке…