Круглая Радуга (ЛП)

Что ж, Бодайн, твоя карта без изъяна, за исключением одной маленькой детали, которую ты как бы, э, забыл отметить, интересно с чего бы... Оказывается, порядка 150 домов в Нойбабелсберге выделены и оцеплены как территория для проживания Союзнических делегатов на Потсдамской Конференции, а Широкая Морская Душа припрятал ту наркоту точняк посредине этого всего. Колючая проволока, прожектора, охранение разучившееся улыбаться. Слава Богу, то есть Кислоте, за тот спецпропуск сюда. Трафаретные знаки со стрелами сообщают Адмиралтейство, Мид, Госдепартамент, Начальники Штабов... Всё вокруг залито светом как на премьере в Голливуде. Непрестанно подъезжают и отъезжают гражданские в костюмах, платьях, смокингах, садятся в и выходят из BMW лимузинов с флагами всех наций рядом с ветровыми стёклами. Отпечатанные на мимеографе листки ворохом на камнях и в сточных канавах. Внутри будок часовых груды конфискованных камер.

Должно быть, они тут обвыклись со странной коллекцией представителей шоу-бизнеса. Никого особо не тревожит шлем, или накидка, или маска. Пара неясных телефонных звонков с пожиманием плечами, не слишком настойчивый вопрос вдогонку, но они таки пропускают Макса Шлепцига. Шарага Американских газетчиков въезжает на шарабане, с ухваткой за бутылки освобождённого Мозельского, они предлагают подвезти его немного. По пути затеяли спор какая он знаменитость. Одни посчитали, что он Дон Амече, остальные держат его за Оливера Харди. Знаменитость?  на чём они тащатся? – «Да, ладно»,– грит Слотроп,– «вы меня просто не узнали в этом прикиде. Я тот самый Эрол Флин». Ему не все поверили, но тем не менее он смог раздать пару автографов. Когда их компания разделяется, ищейки новостей обсуждают кандидаток на Мисс Рейнголд 1946. Сторонники Дороти Харт орут громче, но большинство на стороне Джил Дарнли. Всё это для Слотропа полная белиберда—пройдёт ещё несколько месяцев, прежде чем он натолкнётся на рекламу пива со снимком шести красоток и обнаружит, что сам он симпатизирует девушке по имени Хелен Рёкерт: блондинка с Голландской фамилией, которая неясно ему напомнит кого-то...

Дом 2 по Кайзерштрассе стилизован под Высокое Прусское Свинство и покрашен каким-то блёвно-коричневым, цвет нисколько не выигрывает от льдисто-холодного освещения. Он под более усиленной охраной, чем любой другой в округе. Ё, Слотроп удивляется с чего бы. Потом он видит знак с натрафареченным названием для содержимого.

– О, нет. Нет. Не транди.– Какое-то время он стоит на улице, дрожа и проклиная того Моряка Бодайна, долбодона, сволочугу и агента смерти. Знак извещаетБелый Дом. Бодайн вывел его прямиком к незнакомому франту в очках, который глядел вдоль утренней Фридрихштрассе—к лицу, что тихонько влилось на смену тому, которое Слотроп никогда не видел и никогда уж теперь не увидит.

Часовые с винтовками на ремнях без движения, как и он. Складки его накидки перешли в подпорчено-бронзовый в дуговом освещении. Позади виллы плещет вода. Грянувшая внутри музыка заглушает плеск. Концерт. Не удивительно, что он прошёл так легко. Они ждут этого фокусника, этого запоздалого гостя. Очарование, слава. Он мог бы вбежать и броситься кому-то в ноги, моля об амнистии. Кончит заключением контракта на всю оставшуюся жизнь с сетью радиовещания, а или с киностудией! Милосердие оно ведь такое, правда же? Он поворачивается, стараясь не слишком поддаться на это, и шагает прочь от света, высматривая как пройти к той воде.

Берег Грибниц Зее тёмен, окаймлён звёздами, опутан проволокой, оживлён бродячими охранниками. Огни Потсдама, кучно и россыпями, мигают за чёрной водой. Слотропу приходится пару раз заходить в неё по задницу, огибая ту проволоку и дожидаясь пока охранники сойдутся на сигарету в конце маршрута их обходов, прежде чем смог рвануть, подшлёпываясь мокрой накидкой, к вилле. Гашиш Бодайна зарыт вдоль одной из сторон дома, под определённым кустом можжевельника. Слотроп садится на корточки и начинает разгребать грязь руками.

Внутри идёт веселье. Девушки поют «Не сиди под яблоней», и если это не Сёстры Эндрюс, то вполне могли бы быть. Им аккомпанирует танцевальный оркестр с большущей группой деревянных духовых. Смех, перезвяк посуды, международная болтовня, обычная средней руки вечеринка тут, на великой Конференции. Гашиш завёрнут в фольгу внутри заплесневелой грязной сумки. Пахнет отлично. О, ё-ж-твою—ну зачем он не прихватил с собой трубочку.