Круглый год с литературой. Квартал второй

Лорку читает, Лорку поёт вся Испания.

В 1929 году он уезжает в Нью-Йорк. Впечатления от американской жизни легли в основу его книги стихов «Поэт в Нью-Йорке» и пьес «Публика» и «Когда пройдёт пять лет».

Перед началом гражданской войны в Испании он уехал из Мадрида в Гранаду, где были очень сильны позиции франкистов. 18 августа 1936 года они арестовали поэта, а на следующий день расстреляли. Лорка прожил всего 38 лет.

Конечно, умудрённые сегодняшним опытом, мы можем себе представить, что было бы, если б в Испании взяли власть республиканцы, на стороне которых был Лорка и за дело которых воевали добровольцы-коминтерновцы. На юго-западе Европы образовался бы родственный сталинскому режиму анклав. И перекинься на соседние Португалию, Италию республиканский испанский огонь, Вторая Мировая началась бы раньше. Недаром Сталин так разозлился на потерпевших поражение республиканцев, что большинство из них, бежавших в СССР, были расстреляны или надолго упрятаны в лагеря Гулага.

Поэзия Лорки в Испании была запрещена, пока не умер Франко. А в мире его переводили охотно. На русском он существует в переводах Марины Цветаевой, того же Асеева, А. Гескула, Н. Трауберг, Ю. Мориц и других поэтов.

* * *

5 июня 1910 года в Нью-Йорке скончался американский писатель, мастер занимательной новеллы О. Генри.

Его настоящее имя Уильям Сидней Портер. Он перепробовал разные профессии, пока, работая кассиром и счетоводом в техасском городе Остине, не стал издавать юмористический еженедельник, почти целиком заполняя его своими шутками, зарисовками, очерками, стихами и рисунками. Похоже на то, что деньги на издание он позаимствовал в банке, потому что через год журнал закрылся, а Портер был уволен из банка и обвинён в растрате. (Хотя, объективности ради, скажу, что большинство исследователей настаивает на невиновности Портера.) Несмотря на то, что растрата была возмещена родными Портера, он вынужден был скрываться от суда, бежал в Гондурас, где решил дожидаться истечения срока давности по его делу.

Однако через год он узнал, что страдавшая туберкулёзом жена находится при смерти и возвращается на родину. Через полгода жена умерла, а он был судим и осуждён на три года тюрьмы (1898–1901).

В тюрьме Портер работал в лазарете и писал рассказы. Подыскивая себе псевдоним, он остановился на О. Генри. До сих пор исследователи спорят о том, что он означает, в честь кого он был взят. Нам же важно, что в тюрьме родился писатель О. Генри, написал рассказ «Рождественский подарок Дика-Свистуна» и поставил своё имя, направив рассказ в «Журнал Мак Клюра», где его напечатали в 1899 году.

О. Генри прожил всего 47 лет. (Он родился 11 сентября 1862 года.) Но за короткую свою жизнь написал роман «Короли и капуста» и 273 рассказа.

К этому следует добавить, что после смерти писателя на его родине в 1918 году учреждена премия О. Генри за лучший рассказ. И что этой премией в разные году были отмечены Трумен Капоте, Уильям Фолкнер, Фланери О’Коннор и другие.

Не счесть экранизаций по рассказам О. Генри. Только в США их экранизировали тридцать раз! У нас из экранизаций по рассказам этого писателя наиболее известен фильм Леонида Гайдая «Деловые люди», включивший в экранизацию три не связанные между собой новеллы О. Генри.

* * *

В своём комментарии по «Евгению Онегину» Владимир Набоков больше всего издевается над советским литературоведом Н.Л. Бродским, явно видя в нём сосредоточие всех пороков маркистско-ленинского литературоведения.

В основном Набоков, наверное, прав. И всё же хотелось вступиться за человека, написавшего ещё в 1931 году «Комментарий к роману Пушкина «Евгений Онегин» и начавший свой комментарий с важного открытия.

Может быть, Николай Леонтьевич Бродский, скончавшийся 5 июня 1951 года, больше никаких открытий нигде не сделал. Но в «Евгении Онегине» он это совершил.

Речь идёт о первых строках романа. Сперва послушаем Набокова:

«Смысл первых двух строк будет ясен, если вместо запятой разделяющий эти строки поставить двоеточие […] Первые пять строк главы Первой мучительно темны. Я утверждаю, что это было сознательно сделано нашим поэтом, чтобы начать повествование туманно, а затем постепенно освободиться от первоначальной туманности».

Что ж. Надо отдать должное художнической интуиции Набокова, почувствовавшего некий алогизм текста. Но его предложение «поставить двоеточие» не вполне соответствует пушкинским намерениям, так же, как совсем им не соответствует его утверждение о сознательной туманности повествования.

Он попросту столкнулся со старинной опечаткой, которой не было в двух отдельных изданиях Пушкиным главы первой. Первые пять строчек там напечатаны вот в каком виде: