Круглый стол на пятерых

И когда он увидел зияющую рану на шее и почувствовал, что рядом с его руками задрожали растерянные руки Басова, ему пришла в голову холодная, рассудочная, бессильная мысль, что друзья успевают вовремя только в романах. И еще он подумал, что надо послать за ребятами.

— Внутриартериальное нагнетание крови! — услыхал он торопливый, неуверенный голос Ираиды Петровны, и у него защипало в горле от безумной, несбыточной, смешной надежды.

Глава XIII

С примитивностью

приходит полная

ясность

транное дело — перестаешь волноваться, когда входишь в этот кабинет. Тебя словно охраняют телефоны и кнопки. К твоим услугам вежливая, даже подобострастная мебель: Дмитрий Иванович, пожалуйста, плюхнитесь в меня, в современное кресло, милости просим ваши локоточки на наши подлокотнички!

Приходи сюда с головной болью, и головная боль пройдет. Это можно назвать феноменом спокойной рабочей обстановки. Это тебе не хирургия!

Между прочим, кое-чем Дмитрий Иванович обязан своему предшественнику. Некоторые из проницательных сотрудников об этом уже начинают поговаривать: Дмитрий Иванович такой тип руководителя, который отдает должное всему рациональному, что было до него.

Да, предшественник был человек со вкусом. Кабинет — это его детище. Но он оказался в плену у клинической медицины: не захотел отдавать себя целиком организационно-методической работе.

Такова уж сила традиции и человеческой гордыни, что медицину видят только в лечебной работе. А между тем, если ты хочешь стать лечебником, для этого не надо совершать никакого подвига, не нужна мобилизация воли и незачем поступаться какими-то дорогими интересами. Но когда ты нужен организационной работе, а у тебя за плечами уже солидный опыт хирурга — вот тогда оставить хирургию и заняться организацией здравоохранения — подвиг.

Кое-кто из его новых сотрудников называет Зарубина поборником альтруизма. Зарубин против такого определения своей деятельности. Альтруизму, хотят или не хотят того, они приписывают этакое добродушие, отсутствие требовательности, панибратский принцип в деловых отношениях.

Придется кое-кого разочаровать. Уважая своего предшественника, Дмитрий Иванович намерен быть, если уж пользоваться термином сотрудников, поборником дисциплины и исполнительности. Собрав сегодня своих подчиненных, он сказал, что, несмотря на скорбные дни, просит товарищей не нарушать установок главного врача Семена Анатольевича Липкина, отрабатывать свои часы, не отлучаться на совместительство раньше времени.

Феномен спокойной рабочей обстановки. Даже Карпухин, влетев к нему, сказал, что это не кабинет, а пирамидон с кофеином. Скоро утрясутся все дела и жизнь пойдет размеренно, от параграфа к параграфу. Через недельку приедет Юля, потом, когда достроят дом, они потихоньку начнут перевозить вещи. Главный врач обещал дать машину. Семен Анатольевич понимает, что один раз переехать — все равно что наполовину погореть. А тот же Карпухин выражает эту мысль по-своему: от переездок небольшой эффект и большой дефект. Остроумный парень, только не прибран к рукам. Он, Зарубин, стал записывать кое-какие его мыслишки и оброненные экспромты. Может, пригодятся при случае. Кстати, надо помочь, чтобы этого романтика отпустили на север. А то, чего доброго, и Великанов без него не поедет. Ох как он, Дмитрий Иванович, не любит Великанова! Великанову хочется пристегнуть его к этой истории. Когда с ним разговаривал следователь, Великанов осветил дело так, что, мол, больше всего об этом знает Зарубин. Подчеркивал, настаивал!

Ничего Зарубин не знает. Вот он сидит сейчас в своем кабинете, наедине с самим собой, и не может сказать ничего определенного по поводу убийства Глушко. До сегодняшнего утра больше всех об этом знали два человека, на которых рассчитывал следователь: сам Щапов и его жена Микешина.

Когда сегодня Зарубин пришел в травматологическое отделение, ему сообщили, что Щапов умер, не приходя в сознание. По-видимому, у него был перелом основания черепа.

От Микешиной ничего не могут добиться. На вопросы следователя она только кричит: «Теперь я ее увижу!» Кажется, психиатры это называют реактивным психозом. Ее увезли в больницу, что за городом.

Ясно одно: без Щапова здесь не обошлось. Он давно грозил разделаться кое с кем. А самое главное, что убийство произошло в его доме. Об этом знают. Но как и кто поднял руку на этого замечательного человека неизвестно.

Честно говоря, у Зарубина гора с плеч свалилась, когда он узнал, что Щапов умер. Стало одним подлецом меньше, стало меньше одним врагом. Зарубин пошел в травматологию, чтобы узнать, как он будет себя вести, когда у следователя возникнут всякие вопросы… Правда, дядя вчера еще раз уверил его, что все в порядке. Имя Федора Валентиновича Карпова, сказал он, может служить эталоном честности в соответствующем музее, если таковой организуют.

Таким образом, смерть Щапова сыграет безусловно положительную роль, как бы там ни хорохорился дядя. Точка. Может, это и примитивная мысль, но с примитивностью приходит полная ясность. Разве не так?