— Труд облагораживает стажера, — сказал он. — После работы, если нечего делать, я чувствую, что морально разлагаюсь.
— Уж мы заметили, — хихикнул Зарубин. — Знаешь, что делали за такие штучки в старые времена?
— За какие такие штучки? — нахмурился Николай и подошел вплотную к Зарубину.
— За эти самые… несоблюдение супружеской верности, адюльтер, так сказать.
— Представляю такую картину, — воодушевился Карпухин. — Современные женщины учинили самосуд над многоженцем и избили его до полусмерти модными остроносыми туфельками. Оригинальная казнь!
Глушко вскочил и стукнул кулаком по столу:
— Я вас спрашиваю — «за» или «против»?
— Это уже не острота, это сногсшибаловка, — боязливо отозвался Виталий и отошел от стола.
Дмитрий Зарубин, поглядывая на товарищей, не очень смело высказался:
— Я думаю, что твоя затея будет названа там, — он кивнул через плечо, — не иначе как самодеятельностью. По этой причине мы встретим непреодолимые трудности…
— Тьфу ты, — опять не выдержал Глушко. — Дима, бойся того профессора, которого изобразил Виталька.
Великанов зло играл желваками на скулах. Сказал, впившись глазами в Дмитрия:
— Мне Зарубин всегда напоминал бандероль со штампом «Недозволенного вложения нет».
Карпухин быстро выкрикнул:
— Я — «за»! — Потом добавил: — У Карпухина много времени. Никто не ждет Карпухина. Человек он холостой, У него, в качестве гарантии полной свободы, метка банно-прачечного комбината на белье.
— Конечно, «за», — присоединился Николай.
— Значит, ты один «против»? — обратился Саша к Зарубину.
— Боюсь, я занят буду, — выкручивался Димка.
— Обойдемся, ребята?
— Факт!
— Старосте — вотум недоверия!
— Тунеядец!
— Он не тунеядец, он всеядный.
Зарубин обиженно поднялся из-за стола и молча вышел. Осторожно прикрыл за собой дверь. Глушко достал из-под кровати сумку, в которой таскал инструменты, когда ходил в морг.
— Сегодня воскресенье, — предупредил Карпухин.
Саша поднял голову, улыбнулся:
— Я договорился с заведующим.
— Буду ходить за тобой, — сказал Великанов и хрустнул пальцами.
— Пойдем сейчас.
— Нет, сегодня я пойду и напьюсь.
— Коля, возьми меня! — взмолился Виталий, увидев, что Глушко, с которым он охотнее всего проводил время, всерьез надумал идти в морг. — Правда, денег у меня нет. Загуляю без хлеба на воде.
Он снял со стены гитару и стал тихонько мурлыкать какую-то песню.
Над столом покачивалась большая, загаженная мухами лампа.
Возможно, некоторое время будет плохо с сообщением. До автобуса пока ходить далековато. Но дядя говорил, что по генеральному плану здесь должна проходить троллейбусная линия. Это очень обрадует Юлю. Она у него, что греха таить, настоящая хозяйка: любит магазины и базары и, как любая женщина, будет недовольна, если придется ходить, а не ездить. Собственно, идея устроиться в городе, надо отдать справедливость, принадлежит ей. Она уговорила Федора Валентиновича строить дом на две семьи. А дядя — редкий человек. Он знает все ходы и выходы и сравнительно легко добился разрешения на строительство именно в этом районе. А такие вопросы, как материал, рабочая сила, вообще, по-видимому, не представляют для него затруднения. Когда Дмитрий убедился, что у дяди всё по закону (они с женой не любят юридически сомнительных дел), он с удовольствием вложил в строительство свою долю.
На Глушко Зарубин не обижается. Черт побери, было бы странно, если бы главный врач районной больницы жил не как у Христа за пазухой. Пусть говорят что угодно и пусть ссылаются на того же Глушко — дескать, вот тоже главный врач, а живет в комнате при амбулатории. Никто не сказал и нигде не записано, что прав Глушко, а не он, Дмитрий Иванович Зарубин. Надо уметь жить. Начать с того, что в его годы следовало бы обзавестись семьей. Вот так. Вот с чего надо начинать! Ну а с другой стороны, взять Золотарева. Тоже главный врач и — вот пройдоха-то — холостяк! Такой себе домик, говорят, сделал — только будь здоров!
Зарубин пропустил машину и перешел на другую сторону улицы. Он чувствовал себя несколько возбужденным и постарался отвлечься. Жена говорит: у него золотой характер. Он не спорит — жене лучше знать. Но даже она, наверное, не знает, с каким трудом ему удается сохранить свои золотые запасы. Вот — посмеиваются над ним ребята. Он это видит, не дурак, дурным постов не доверяют. Только как реагировать на это — вот вопрос. Глушко — тот пригрозил бы кулаком на его месте, Золотарев желчью изошел бы. А он — нет. Он совсем иначе себя воспитал. Спокойно выскажи свою точку зрения — и вся мудрость. Главное, чтобы не позволять себе вещей предосудительных. Не смолчи, но и не позволяй!