Круглый стол на пятерых

И все-таки дело не в том, чтобы человека на первых порах не баловала удача. Вряд ли она избалует мужественного и упрямого. А с другой стороны, сколько карьеристов начинают ни с чего, танцуют от печки, если пользоваться образом Глеба. Нет, человека всегда должно сопровождать счастье. Только не надо сгибаться — и счастье, и горе могут согнуть слабого.

Глядя на бесконечный хоровод столбов — провода на плечи друг другу, — она прикинула, сколько чемоданов понадобится для ее книг. Надо уговорить тетушку поехать вместе с ней. Будет трудно, но надо уговорить.

У Коли Великанова грустные глаза. Он много курит. В последний раз спичка освещает его лицо. Он уходит, подняв воротник плаща.

Решать вопросы очертя голову? Могу, могу! Только для меня это означает не закрыть глаза, а быть решительной и непреклонной. Поэтому я и сказала тебе, что не могу. Ты обиделся и ушел. Я слышала, как ты за углом чиркал спичками, — был ветер. А когда уехал Золотарев, ты позвонил не мне, а редактору.

Инта — какой-то маленький городок. Цивилизация в центре мхов, лишайников и полярных сияний. А может, там леса? Откуда он взял лишайники? Там у меня будет сознание, что я начинаю сначала. А здесь я постоянно буду чувствовать, что все продолжается.

Проводник шел с пустыми стаканами. Звякали подстаканники с буквами «МПС».

— Вам сейчас выходить, — предупредил он.

— Послушайте, вы не ездили по северным дорогам? — неожиданно спросила Тоня.

— Где? — он удивился.

Она смутилась, узнав в нем южанина: орлиный нос, красноватые белки глаз, усики в ниточку.

Из купе вышла Тамара. Сзади Глеб и Володя несли по чемодану. Тоня, спохватившись, взяла свою сумочку с полки. За окном надвигался город. В кадры вагонных окон вписывались церкви и башенные краны.

В тамбуре Тамара подкрашивала губы.

— И вы? — удивилась она, увидев Тоню.

— Вас кто-нибудь встретит? — спросил ее Володя.

— До сих пор встречали, — ответила она и как-то неуверенно пожала плечами.

— Вы здешняя? — обратилась она к Тоне.

— Да, то есть… живу здесь.

— Я была здесь проездом. Хороший город?

— Инта лучше. Впрочем, это я так…

— Боже! — вздохнула женщина. И опять ее лицо лишилось живой черты — простой бабьей неуверенности. Красивый профиль — для афиш и сольных концертов.

— Вы были в Инте? — оживился Глеб.

— Нет, но она мне снится по ночам…

— Приезжайте! — горячо вмешался Владимир. — Мы похлопочем…

Надвигался перрон, мокрый, с красным разлитым отражением вокзальных стен. Суетились встречающие, бежали за вагонами, всматривались в окна, что-то кричали. Проплыл книжный киоск с цветными от журналов окнами. Бойкая лоточница выкрикивала зазывные стишки — базарный конферанс, сочиненный, как видно, во времена нэпа.

Вагон остановился напротив большого цветника, охваченного тяжелой решеткой. Тоня вышла на перрон и осмотрелась. На скамейке у ограды парень в сером костюме пел под гитару:

Пассажиры в вагонах качаются,
не кончается
жидкий чай.
Ах, за чаем
не дай мне отчаяться —
поскорее встречай!

Плечистый, коротко подстриженный молодой человек подошел к ней и неуверенно спросил:

— Простите, вы не Тамара?

Она засмеялась. Кажется, он узнал ее и смутился. Она частенько видела его во дворе своего дома и даже знала, что он жених дочери Дарьи Петровны.

Тоня медленно пошла по перрону. Носильщик, проходя мимо гитариста, хмуро спросил его:

— Что, живот, что ли, прокипятил?

— До свиданья! — повернулась она и помахала рукой Глебу и Владимиру.

Они, зная цену каждому своему шагу,

не называют каждый свой шаг подвигом

Йод. Наклейка.

Когда сняли стерильные простыни, Николай опять подивился могучему сложению больного. Павел Маркович давно ушел, а Великанов то поправлял наклейку, то просто ходил около стола, поглядывая на спокойное лицо больного. Он понимал, что в борьбе за жизнь помог случай: грузчик молод, здоровенный парень. Но хирургу трудно отказать себе в чародействе — маленькой привилегии победителя.

С таким настроением легко вообразить, что он сделал не ушивание разорванной печени, а, скажем, уникальную пересадку сердца. Очень даже просто: тысячи людей собрались смотреть на это чудо. Идет показательная операция. Операционная в виде амфитеатра, что-то вроде стадиона в Лужниках, только больше. Зрители замерли на своих местах в белых масках и бахилах. Он накладывает последний шов и поднимает руки в перчатках. Амфитеатр кидает к его ногам стерильные букеты. Где-то на первом ряду сидит Тоня — у нее одной такие глаза с косым разрезом.

Не надо репортажей, товарищ Васильева! Я не могу вам сейчас уделить время для интервью. Заходите как-нибудь в клинику, я постараюсь ответить на ваши вопросы.

…Больной спросил: «Который час?» Великанов пришел в себя и почувствовал, что очень устал. Сестра отсоединила систему переливания. Николай помог переложить Белова на каталку и только тогда снял перчатки и халат.

В приемном покое Павел Маркович осматривал больного. Паренек лет двенадцати.

Что болит? Так-так…