Круглый стол на пятерых

У Тони веселые глаза. Нос и рот закрыты маской. Маска опускается на грудь, в вырезе белого халата видно несколько редких цветков ее кофточки.

Сними маску! Я не верю твоим веселым глазам, ты кусаешь губы!

…Палкой по глазу? И была царапина, а теперь?

Прости, я зарвался. Павел Маркович Кондратьев доверил мне ушивание печени. У грузчика была травма. Понимаешь, молодого здорового парня ударило какой-то балкой. И я оперировал его совершенно самостоятельно, Кондратьев только помогал. Понимаешь, печень рвалась, когда я стягивал ее нитками. Сильно кровило. Я почти потерял самообладание, а Кондратьев спокойно сказал мне: «Тампонируй сальником. Осторожно стягивай. Подведи тампон».

…Значит, у мальчика с трудом открывался рот, и его направили в стоматологическую поликлинику? Так-так…

Я уверен, Кондратьев настоящий коммунист. Понимаешь, до какой простой зависимости я додумался там, за операционным столом? Коммунист во мне делает из меня врача, и врач, с его мудростью, хладнокровием и смелостью, будет воспитывать во мне коммуниста. Кажется, просто, а я подумал об этом, когда расползалась печень, и я готов был попросить Павла Марковича, чтобы оперировал он. Ты заметила, я говорю громкие слова? Я их говорю вопреки мнению, что они выходят из моды.

— Так-так, ваш диагноз, коллега! — обратился к Великанову Кондратьев.

Он снисходительно улыбнулся, когда Николай расспрашивал отца и осматривал мальчика: дорожка прямо вела к диагнозу, а молодой врач медлил, отвлекался, цеплялся за второстепенные симптомы.

— А я говорю матери, — рассказывал отец, — сделай, слышь, парню осиновый отвар и припарь болячку-то. Только, слышь, вот видишь, не половчало.

Мальчик, почувствовав пристальное врачебное внимание, вдруг заплакал. Слезы катились по его лицу. Странное лицо — стиснутые зубы, нечто напоминающее улыбку.

Шелестят в голове страницы добрых, пухлых учебников. Черта ли в этой доброте и в этой ученой пухлости? Можно помнить все симптомы заболевания и все-таки не распознать его у больного. В этом отличие молодого от опытного. Три года потеряно в участковой больнице. Кому нужна эта медицина на десять коек? И врачи, и больные теряют там свое здоровье и время. Больному нет никакого дела до того, что больница недостаточно оснащена, что врачу не с кем посоветоваться. Есть больницы — значит, должно быть здоровье.

Тамара не захотела жить в деревне. Она музыкант, ей нечего делать в глухомани. К сожалению, это подсказано ей мещанским ее рассудком, а не жизнью, которой она так и не хлебнула. Пожалуй, он сам пришел к такому же выводу, но не для того, чтобы прятаться за стенами спокойных учреждений, а чтобы снова начинать с трудностей. Пусть опять будет глухомань, но он обязан теперь работать в полную силу. И если Тамару должны окружать красивые мелочи, то ему совершенно достаточно приличной операционной.

— Не плачь, Ваня, сейчас пойду куплю тебе съестного, — уговаривал отец.

Странное лицо. Смех сквозь слезы.

Николай посмотрел на Кондратьева. Он боялся ошибиться и показаться смешным, но, кажется, участковая больница сыграла свою хорошую службу, потому что там ему приходилось заниматься многими вопросами медицины.

— Столбняк?

Кондратьев утвердительно прикрыл глаза. Они прошли в другую комнату.

— Посмотрите выписку, — предложил Павел Маркович. — Глазной врач в районе ставит диагноз воспаления слезного мешка после травмы глаза палкой. Сыворотку не вводят. На девятые сутки, когда картина столбняка была, по-видимому, совершенно ясна, педиатр принимает его за менингит. В связи с тем, что у мальчика плохо открывался рот, вызвали на консультацию хирурга. Хирург посоветовал направить больного в город, в стоматологическую поликлинику. Родители опаздывают на прием, и мальчик случайно попадает к нам. Драма родительского доверия и, к сожалению, врачебного невежества.

Великанов задумался, глядя на добродушное, полное лицо Кондратьева. Он уже достаточно хорошо себе представлял, что будет дальше. Оргметодотдел поручит кому-нибудь прочитать в этой больнице лекцию о столбняке. Врачу выдадут такую бумажку: тема лекции, количество слушателей, подпись главного врача. Потом организуют конференцию на месте или вызовут виновных в область.

У Великанова испортилось настроение. Его разбирала злость на врачей, не потрудившихся задуматься над грозным заболеванием, от ранней диагностики которого зависит жизнь больного. Он увидел в прищуренных глазах Кондратьева не только беспокойство за судьбу ребенка, но и удивление: чему же вас учили, дорогие товарищи.

А хирургией в этой больнице занимается сам главный врач, Дмитрий Иванович Зарубин.

Ну, Зарубин, отвечай! Не кажется ли тебе, что этот случай пострашнее истории с Золотаревым?

Кондратьев сидел за столом и писал назначения мальчику. Сестра и санитарка суетились в ванной комнате. Великанов протер усталые глаза. Пусть простят его медики, которые не спят ночами, готовые по первому зову чернотропом добираться в отдаленную деревню. Пусть простят его за этот суд врачи, похожие на солдат: они, зная цену каждому своему шагу, не называют каждый свой шаг подвигом.