Круглый стол на пятерых

Посмотрев вниз, Виталий не обнаружил речки. Взял планшет, лежавший справа от пилота, и стал вглядываться в карту. Жирная прямая линия их маршрута упиралась стрелой в город. Они, должно быть, пролетели этот лес и пересекли шоссейную дорогу. Он пожал плечами. Пилот ткнул рукой в стрелу и сделал пальцем на карте какое-то завихрение. Кричать бесполезно, Виталий помотал головой — непонятно. Пилот наклонился к нему. Ага, они обходят грозу!

Только что сочиненная мелодия выскочила из головы. И сейчас же пошла компиляция: из концерта Шумана, из «Ландышей» и кусочек из «Марсельезы». Он снова посмотрел на Леонида. Тот полулежал, закрыв глаза, повязка на лице с расплывшимися пятнами крови.

Парню не повезло. Он ехал с пьяным шофером из какого-то Дома культуры, где проходил практику. Машину на большой скорости стянуло в кювет. Шофер, успевший открыть дверцу, вывалился и моментально уснул на траве около машины. А студент обо что-то ударился лицом и получил перелом верхней челюсти. Не сразу нашли хирурга, а когда нашли, он, осмотрев парня, рассудил, что здесь нужна помощь областного стоматолога. Когда Карпухин появился в больнице, главный врач уже звонила в санавиацию.

Эх, телефон, палочка-выручалочка районного врача, сезам, открывающий двери в большой и ученый мир, добрый джинн, способный в одну секунду перенести тебя в областную больницу под крылышко крупного специалиста! Впрочем, к чему здесь образы сказок? Сдайте в утиль ковры-самолеты, отвезите в палатки Вторчермета непригодные в наш век лампы Алладина, но пусть прогресс, обещающий нам хорошие дороги и укомплектованные штаты, пусть этот прогресс сохранит наши допотопные телефоны, о которых писал Мартынов: «Помню двадцатые годы, их телефонные ручки…» Мы будем крутить эти ручки и кричать: «Почта, почта!..» И будем умолять телефонистку, чтобы она соединила нас с городом.

Главный врач одной рукой подписывала бумаги (и в воскресенье бумаги!), а из другой руки не выпускала телефонную трубку. Сначала почта ответила, что связь с городом прервана («Почта, ну как же так? Вы узнайте получше!»). Потом телефонистка сказала, что город дают от девяти до десяти и, следовательно, время давно прошло («Почта, у нас очень тяжелый больной, я прошу вас…»). Потребовалось полчаса уговоров, прежде чем соединили с городом. Наконец долгожданная, любимая, хорошенькая, добренькая санавиация. Ответили, что погода нелетная и стоматолог вылететь не сможет, — чертова санавиация, бюрократы и трусы, деньги экономят. Тут в трубку стал ругаться Карпухин — не очень остроумно, надо сказать, ругался, весьма близко к уличному стандарту. Однако областную больницу задело за живое, попросили подождать. Виталий слышал, как они по другому телефону запросили аэродром. И вдруг повезло: попутному самолету, летевшему из соседнего района, дана команда завернуть за тяжелым больным.

…Виталий мурлыкал компилятивную песенку. Перед ним качался рычаг управления, такой же, как у летчика, а у ног самостоятельно шевелились педали — то левая утонет, а правая всплывет, то правая утонет, а левая всплывет. Самолет учебный. В другое время можно было бы попросить у пилота разрешения подержаться за рычаг.

На приборе, показывающем скорость, стрелка стоит на пятнадцати: сто пятьдесят километров в час. Машину болтает. Справа, где скопились тучи, сияют молнии. Тяжелая, неотжатая темень. Слева посветлее. ЯК-12 — пугливая перкалевая машинка — шарахается от туч, наклоняется, отваливает влево. Пилот что-то кричит в ларингофон — ничего не слышно.

«Перед взлетом! — читает Карпухин памятку для пилота, приклеенную к стеклу, — убедись, что в/винт на малом шаге, обороты мотора…» Убедились ли мы перед взлетом, что в/винт на малом шаге? Ибо Карпухин не может спасаться без парашюта. И вообще неизвестно, как прыгать с этого самолета.

В его мозгу всплыли обрывки бредового сна: Дима Зарубин раскрывает парашют на земле, потом они идут употреблять водку, а денег нет, и Карпухин читает лекцию. Сон своими внезапными поворотами напоминает эффектное стихотворение.

Карпухин мужает. Скажем прямо — Карпухин стареет. Раньше ему снились сны, типичные для молодого мужчины. Приходили по ночам сны, как хитрые советчики. И если бы слушаться их советов, то моральный облик комсомольца Карпухина был бы достоин обсуждения на собрании. А кого винить? Не выпороть же на воздусях свои настойчивые, красивые, искушающие сны?

Теперь снится про Диму Зарубина. А недавно приснилось, что он поступил на консервный завод, проработал там все лето сварщиком, а на зиму, когда завод остановили, перешел работать в больницу кочегаром. Резонно задать вопрос, какая чертовщина ему будет сниться в шестьдесят лет?

Он посмотрел на пилота. Не сказал ли Карпухин чего-нибудь вслух?

Кажется, пилоту не по себе. Он крутит на щитке какую-то ручку, делает виражи, заглядывает в карту, кричит в ларингофон.