Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах

Это правда, что сценическая пластинка Джаггера не могла соперничать с брауновской – однако, если посмотреть архивное видео, становится понятно, отчего Джаггер, с его кошачьим агрессивным высокомерием, вызывал такие бурные овации и тогда, и в последующие десятилетия. Впрочем, даже те читатели, которые не согласны с Джорджем на предмет “посредственности” The Rolling Stones, способны оценить его основной тезис: когда триумф ритм-энд-блюза трансформировался в триумф рок-н-ролла, центральное место в его истории стали занимать именно белые музыканты, а темнокожие были оттеснены на периферию. Это справедливо даже по прошествии лет: сегодня, говоря о рок-музыке 1960-х, люди редко имеют в виду группу The Supremes. Отчасти по результатам этих событий многие в мире ритм-энд-блюза стали использовать новый термин: они назвали его музыкой “соул”.

Музыка “соул” – наша!

Поскольку слово “соул” предполагало некую особую искренность исполнения, оно удачно подходило как давно сформировавшимся артистам вроде Рэя Чарльза и Нины Симон, так и новым звездам типа Отиса Реддинга. А так как “соул”, “душа” – это и атрибут человека, и музыка, которую он может петь, термин вскоре стал неразрывно связан с определенной идентичностью: прежде всего “черной”. Когда Billboard в 1969 году переименовал ритм-энд-блюзовый хит-парад в чарт соула, редакторы объяснили это тем, что “термин «соул» более точно отражает широкий разброс песенного и инструментального материала, основанного на даровании черных американцев”. В 1974 году Майкл Хараламбос выпустил книгу “Right On” (“Именно так”), в которой писал о том, как диск-жокеи на афроамериканских радиостанциях говорили о соуле, как будто это был не просто музыкальный жанр, а манифестация самой сути их расы. “Темнокожие поют от души, – утверждал Ли Гарретт, он же Rockin’ Mr. G с детройтской радиостанции WGPR, – отсюда и происходит термин «соул-музыка”». Фред Гори, с другой детройтской станции, WCHB, считал так: “Называя эту музыку соулом, мы идентифицируем ее, вешаем на нее ярлык, демонстрируем, что это – наша музыка”. Белые артисты тоже могли играть соул, но сам термин напоминал о том, что, в отличие от рок-н-ролла, этот жанр им не принадлежит и никогда не будет принадлежать.

Многие ритм-энд-блюзовые артисты из тех, кто постарше, стремились завоевать поп-чарты, покорив белых слушателей – в штате Motown даже состояла Максин Пауэлл, которая вела “уроки обаяния”, рассказывая начинающим исполнителям, как вызвать симпатии белой Америки. “Моя философия была проста: надо не настраивать врага против себя, а незаметно связать его по рукам и ногам, – утверждала она. – Я говорила: будьте приветливы, уравновешенны, позитивны, ведите себя естественно”. Но многие слушатели искали для себя что-то более бунтарское. После того как Джеймса Брауна раскритиковали за выпуск нескрываемо патриотичной, проармейской композиции “America Is My Home, Pt. 1”, которая казалась песней протеста против песен протеста, он ответил новым произведением: “Say It Loud – I’m Black and I’m Proud”. Оно и сегодня звучит радикально: ошеломляющее упражнение в минимализме, фактически целиком состоящее из воинственного ритма и не менее воинственного пения. Браун, словно инструктор по строевой подготовке, выплевывает первую часть рефрена, после чего целая армия школьников отвечает ему второй частью. В 1968 году “Say It Loud – I’m Black and I’m Proud” заняла первое место в ритм-энд-блюзовом хит-параде, но, что еще важнее, попала на десятое место в поп-чарте – а значит, белым слушателям она тоже пришлась по вкусу. Это, в свою очередь, означало, что “мотауновская” версия ритм-энд-блюза стремительно выходила из моды, а миролюбивый подход лейбла к достижению кроссовер-успеха нуждался в редакции.