Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг.

Мы подтверждаем непреклонное решение германского рабочего класса вывести германское государство из настоящей войны в качестве свободного государственного союза. Мы требуем немедленной отмены всякого неравенства граждан в политических правах, в империи, в каждом из союзных государств и в местном самоуправлении. Мы требуем также немедленной отмены всех форм бюрократического управления и его замены решающим влиянием народного представительства.

Мы решительно опровергаем распространяемые неприятельскими правительствами слухи о том, что продолжение войны нужно для того, чтобы принудить Германию к введению свободного государственного строя.

Изменение внутреннего строя, согласно убеждениям германского народа, есть дело самого германского народа.

Со страстным сочувствием мы приветствуем победу русской революции и вызванное ею оживление международных стремлений к миру. Мы заявляем о своем согласии с резолюцией съезда русских Советов рабочих и солдатских депутатов о подготовке мира без аннексий и контрибуций на основе свободного национального развития всех народов.

Поэтому мы считаем важнейшей обязанностью Германской Социал-демократической партии, так же как и социалистов других стран, бороться с насильническими мечтами честолюбивого шовинизма принудить правительства к отказу от всякой завоевательной политики и добиться, как можно скорее, окончательных мирных переговоров на указанных основаниях.

Ни один народ не должен быть поставлен мирным договором в унизительное и невыносимое положение. Каждому народу должна быть дана возможность способствовать обеспечению будущего всеобщего мира путем добровольного вступления в надгосударственную организацию и признания обязательного третейского суда».

Для заграницы, утверждал Циммерман, эта резолюция послужит доказательством слабости. Правительство должно на нее реагировать в «Северо-Германской всеобщей газете».

Я обрушился на него: «Правительство должно хорошо обдумать, что ему писать, оно стоит перед решением, которое чревато последствиями. Если оно не отдает себе отчета в окружающем, а может быть, даже строит глазки направо, тогда положение в Германии, правда иными путями, сложится так же, как в России. То, что пережито нами на прошлой неделе в связи с большой забастовкой, повторится и притом распространится на всю страну. Если правительство доведет до таких обстоятельств, то мир будет скоро. Если правительство выскажется не слишком умно, мы не сможем держаться своей прежней политики. Мы хотим мира и считаем избранные для этого средства правильными». Циммерман уступает, чтобы затем снова ожесточиться. «Я буду рад, когда уйду из этой лавочки». Ему опять пришлось грызться с ведомствами: с Генеральным штабом, с морским штабом. Высший генералитет не имеет понятия о народе и о внутреннем положении. Кроме того, все генералы придерживаются очень правых взглядов. Он, Циммерман, тоже хочет мира, но так, как хотим мы, его заключать нельзя, и т. д.

Я энергично отстаивал нашу точку зрения. Наконец его прорвало: «Эльзас-Лотарингия? Да, да, да». Совершенно конфиденциально он говорил об этом с Главным командованием. Как уже было заявлено Ваншаффе, Главное командование тоже согласно на «исправление границ», если это облегчит мир. В главной квартире он встретил сочувствие со стороны Людендорфа: с военной точки зрения то или иное предложение вызывает некоторые сомнения, однако, сказал Людендорф, они устранимы. Например, на что он согласился бы, это сдача Шато-Салин.

Для нас это было важным показателем. Когда я заговорил о внутреннем положении и указал на отношение к Пруссии за границей, он заметил: «Ну, это будет иначе, на это можете положиться». Мы расстались совершенно дружески.

Мы информируем Штаунинга для сообщений Альберту Тома