Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг.

Затем целый день борьба вокруг письма в президиумах, во фракциях, в межфракционной комиссии, заседания по поводу письма с вице-канцлером, с принцем Максом, который, наконец, сам явился в межфракционную комиссию для объяснений. Обсуждение вопроса кабинетом, затем объединенное заседание: в составе межфракционной комиссии, членов кабинета, принца Макса и графа Ранцау, нашего посла в Копенгагене, в качестве сведущего лица. Граф Ранцау высказал мнение, что, судя по его опыту, смена канцлера в такую минуту, как нынешняя, была бы самым вредоносным исходом. Приводились многочисленные выдержки из газет, указывавшие на то, что письмо не принимали трагически. Сообщалось даже под шумок, что Вильсон и Брантинг решили совершенно игнорировать письмо. Затем заговорили о разрешении напечатать письмо в германских газетах. Я со всей решительностью высказался за разрешение, потому что воспрещение печатать письмо резко расходилось с заявлениями правительства о свободе печати. В конце концов постановили разрешить печатание письма, но в то же время препроводить редакциям газет пояснение его со стороны самого принца и обратиться к ним с просьбой не воспроизводить пояснения дословно, лишь использовав его с тактом. 15 октября президиум фракции, а затем и фракция постановили устранить канцлерский кризис. У принца свалился камень с сердца. Но зато нас тяжело поразил тогда ответ Вильсона.

Крик о помощи из главной квартиры

Прения в комиссии подтвердили то, что уже раньше весь мир знал из газет: просьба о перемирии явилась лишь следствием просьбы о помощи, заявленной главной квартирой принцу Максу Баденскому. При обсуждении кабинетом вопроса о перемирии и ответной ноты Вильсону принц Макс Баденский держался чрезвычайно мужественно и честно. Никогда не забуду, как он сказал на заседании 21 октября: «Я послал ноту, потому что Главное командование прямо принудило меня к этому. Я был против этого отчаянного призыва о помощи, но потом взял на себя всю ответственность, я был слишком горд, чтобы прятаться за чужими спинами». Его желаниям просьба о перемирии и о мире в тогдашнем положении не соответствовала; если бы действовали согласно его настроениям и дали ему время, он поступил бы иначе.

Когда в кабинете обсуждался вопрос о том, надо ли, кроме Людендорфа, который был заодно с Гинденбургом, запросить и других командующих о положении, было заявлено, что, если спросят других, Гинденбург и Людендорф тотчас же подадут в отставку. Кабинет перед этим, однако, не отступил и потребовал справок от генералов Мудра и Гальвица. Из разговоров с ними выяснилось, что они хорошо знают положение лишь в местах расположения своих частей, но не на фронтах вообще. Оба были потрясены сообщениями об общем положении. Все, что они указывали, восхваляя храбрость своих солдат, было известно кабинету, но ни в чем не могло изменить печальной общей картины.

Что было на фронте

Я прочитал генералам присланный мне с фронта приказ по дивизии, выдержки из которого привожу ниже:

«41-я пехотная дивизия.

Квартира штаба дивизии

14 августа 1918 года.

ПРИКАЗ ПО ДИВИЗИИ

Несчастье 8 августа произошло вследствие густого тумана, под прикрытием которого танкам удалось проникнуть в наши ряды и затем в тыл; как только рассвело, танки были расстреляны, и 8-го, как и на следующий день, англичане не могли ни у нас, ни вообще на Германском фронте добиться никакого значительного успеха. В тогдашнем тяжелом положении солдаты и офицеры разных полков совершили ряд геройских подвигов. Люди, которые содействовали тому, чтобы остановить врага и не дать ему прорваться, могут до конца дней гордиться своими заслугами. Я намерен наградить Железным крестом всех тех, кто 8 августа оставался со своим начальником в переднем ряду. К сожалению, однако, многие солдаты своей обязанности не исполнили. Все те, кто не остались на фронте, когда враг перестал теснить с тыла, кто вместо того, чтобы пробиться вперед, открыли фронт неприятелю и устремились в обоз или другое безопасное место, тяжко нарушили свою подкрепленную военной присягой обязанность. Они должны загладить тяжелую вину перед своими начальниками и товарищами и перед своей совестью.

Но совершенно бесчестно и изменнически в отношении отечества действовали те, кто бросил оружие для того, чтобы уйти поскорее и не быть возвращенным в бой. Все эти люди, согласно § 85 Военно-уголовного кодекса, подлежат заключению в исправительном доме, а в более легких случаях в тюрьме на срок не менее года.