Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники

В доме Нея на улице Лилль у депутации осталась последняя надежда. Если удастся получить от царя согласие на регентство до того, как он узнает о дезертирстве Шестого корпуса, ситуация еще может разрешиться в пользу династии. Они поспешили к дому Талейрана, где Александр сразу принял их и вежливо выслушал все их вчерашние аргументы в кратком изложении. На этот раз с царем был Фридрих Вильгельм, король Прусский, а поблизости находились встревоженные члены Временного правительства. Все они могли считать себя погибшими, если царь решит в пользу регентства.

Они могли не волноваться. Дискуссия все еще продолжалась, когда вошел адъютант и что-то сказал своему хозяину по-русски. Коленкур разобрал лишь слова: «Герцог Рагузский…», но понял, что игра проиграна. Наступила недолгая заминка — царь вышел из комнаты. Когда он вернулся, посланники по выражению его лица поняли, что их миссия провалилась. Подобно приговоренным к виселице, они покинули его императорское величество и расселись по каретам, чтобы возвращаться в Фонтенбло. Ради их безопасности царь объявил прекращение огня на двое суток.

Мармон остался у врагов. «Храбрость Мармона спасла всех нас!» — восклицал Бурьен, много лет спустя вспоминая события этого дня. Так оно и было с точки зрения Бурьена, Талейрана и всех прочих французов, которые при Наполеоне заняли высокие должности лишь затем, чтобы предать интересы императора при первой возможности. Но большинство французов, их ровесников, не разделяло эту точку зрения. Вскоре во французском языке появился новый глагол «raguser», означавший «предать».

Невзирая на тщательные исследования и умные выводы историков, большинству известных исторических лиц вердикт выносят их современники.

В 1940 году жители Норвегии изобрели слово с аналогичным значением. К 1945 году оно распространилось по всему западному миру. Это было слово «Квислинг».

Глава 15 Гость Европы

I

Гибель империи можно было сравнить с тем, как волна сносит построенный ребенком песочный замок, смывая прочь бумажные укрепления и спички-флагштоки. Или с тем, как кучка железных опилок перелетает от старого магнита к новому, более мощному. Но еще убедительнее сравнение с тонущим судном государства, избавляющегося от лишнего груза рантье, искателей должностей, чиновников, концессионеров и трусов, так что в конце концов остается лишь несколько решительных офицеров, которым подчиняется толпа испуганных пассажиров на нижней палубе.

Корабль с каждым часом все глубже уходил в воду, отчаянное бегство продолжалось, а немногие оставшиеся занимались болезненным и жалким самокопанием. Меньше года назад предательство Бернадота и Мюрата возмутило их бывших товарищей, но потом, после отхода с Саксонских равнин, дезертирство и поодиночке и толпами стало массовым. Иногда, как в случае с королями Саксонии и Вюртемберга, оно происходило с достоинством, а иногда, как в случае с саксонцами под Лейпцигом, коварно и постыдно. К новому году люди, окружавшие Наполеона, смирились с тем, что оказались в изоляции. Один за другим союзники и марионеточные короли откалывались и заключали союз с самодержцами, но вплоть до последнего момента вирус предательства обходил французов стороной.

Однако все изменилось после того, как союзники ворвались в парижские пригороды. То, что это действительно конец, стало всем ясно после ночного перехода Мармона из Эсона в Версаль. Вести о капитуляции маршала пронеслись по армии подобно тревожной вспышке молнии, доказывая тщетность дальнейшей борьбы, и, когда стало известно нынешнее местоположение Шестого корпуса — глубоко внутри вражеских позиций (куда он пришел сам с оружием в руках), самые преданные сторонники империи забыли о патриотизме и стали думать о собственной участи. Как ни невероятно, но с человеком, перед которым раньше все дрожали, было покончено: он не мог сделать ни одного выстрела и, что гораздо более существенно, не мог обещать новых сколько-нибудь серьезных наград. Что делать в подобном положении? Разумеется, оставалось только одно: задуматься о собственном будущем в свете совершенно новых обстоятельств. После Бернадота — Талейран, а после этого князя-священника — Мюрат, лучший кавалерийский командир в мире. А после Мюрата еще один князь — князь Московский, храбрейший из храбрых: Ней через час после того, как заклеймил измену Мармона, перебирал свои карты и размышлял, удастся ли пойти ими в масть.