Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники

Нечасто военные, собираясь для обсуждения ситуации, сознают, что они вершат историю, но люди, находившиеся тем весенним днем в Фонтенбло, были исключением. Они знали: то, что произойдет здесь в течение нескольких ближайших минут, определит будущее Франции, а может быть, и ход всего XIX столетия в Европе, и они не заблуждались. Каждый воспринимал эту ответственность согласно своему темпераменту. Случайно начавшийся разговор неожиданно приобрел такое значение, какого никто из них не предвидел. Макдональд упорно соблюдал холодную вежливость. Побагровевший Ней начинал вскипать. Лефевр, также возбужденный, был полон решимости не допустить нового террора. Мон-си, вероятно помнивший, что его отец был адвокатом, держал себя в руках, но Удино, бескомпромиссный рубака, в этом поединке воль совсем потерял голову и вряд ли мог сказать что-нибудь полезное. Двое штатских — Коленкур и Маре — держались скованно, отчасти потому, что чувствовали себя лишними, но также потому, что оба были крайне привязаны к бледному толстячку, столкнувшемуся с перспективой полного поражения. Бертье, знавший Наполеона еще с тех пор, когда весной 1796 года был назначен начальником штаба, молчал, и все это запомнили. Но в его глазах отражалось, что он следит за ходом дискуссии. Александр Бертье уже почти двадцать лет не принимал политических решений. Все, что он делал — причем делал безупречно, — это выполнял функции координатора, но сам ничего не предлагал. Формально выше чином, чем все, кто входил в депутацию, он стоял в стороне, позволив событиям идти своим чередом. С таким же успехом он мог быть часовым у дверей.

Сперва Наполеон хотел отмахнуться от письма Бернонвиля, как он отмахнулся от писаний парижских журналистов, и снова вернуться к теме сбора всех доступных войск. Но его оппоненты были едины. Поняв, что безнадежно звать этих людей с собой, Наполеон пригрозил обратиться напрямую к армии. Тогда Ней наконец вспылил. «Армия, — закричал он, — не пойдет! Армия послушается своих полководцев!»

В былые дни за этим последовал бы взрыв, который вымел бы всех из комнаты, но сейчас наступила лишь задумчивая пауза. Потом Наполеон тихо сказал: «Чего же вы от меня хотите?»

Вопрос был обращен ко всем собравшимся. И ему ответили без колебаний: «Отречься в пользу вашего сына». Только это, как они полагали, могло спасти империю, и каждый, кто присутствовал в комнате, считал это вопросом первостепенной важности и для них самих, и для Франции. Они не хотели возвращения Бурбонов. Для более молодых из них Бурбоны были не более чем семейством стариков изгнанников, живущих иностранными милостями. Для старших — таких, как Лефевр и Моней, — династия Бурбонов означала возврат к аристократическим привилегиям и месть за былое. При длительном регентстве они могли рассчитывать на спокойную и почетную старость в мирной стране.

«Хорошо, господа, раз нужно, я отрекусь, — сказал Наполеон. — Я пытался принести Франции счастье, и мне это не удалось. Я не желаю множить наши страдания. Но когда я отрекусь, что будете делать вы? Признаете ли вы короля Римского моим наследником, а императрицу — регентшей?»

Все с готовностью ответили в унисон, что признают, и Наполеон сказал, что немедленно отправит в Париж депутацию. В нее он назначил Мармона, Нея и Коленкура, спросив, удовлетворяет ли собравшихся такой состав. Те ответили, что удовлетворяет, и поняли это как разрешение уходить. Стычка закончилась. Из всех собравшихся лишь один Наполеон полностью сохранял самообладание. Поодиночке и по двое офицеры разошлись, оставив его писать отречение от дела своей жизни.

Это был короткий и величественный документ: «Поскольку союзные державы объявили, что император Наполеон является единственным препятствием к восстановлению мира в Европе, то император Наполеон, верный своей клятве, объявляет, что он готов сойти с трона и распрощаться с Францией и даже с жизнью ради блага своей страны, которое неотделимо от прав его сына, от регентства императрицы и сохранения законов Империи». Документ был подписан 4 апреля.

Потом план претерпел небольшое изменение. Вместо Мармона в состав посольства был включен Макдональд, отчасти из-за того, что Мармон находился в Эсоне, отчасти из-за того, что Наполеон хотел избавить своего старейшего друга, «который вырос в его палатке», от унижения везти такой документ во вражеский лагерь — причудливое желание в свете того, что происходило в тот момент в штабе у Мармона. Однако трем парламентерам было поручено по пути в Париж заехать в Эсон и включить Мармона в состав делегации, если он того захочет.

III

В период между падением Парижа и окончательным, безоговорочным отречением Наполеона в столице множились заговоры, подобно мухам на помойке. Но ни один из них не был таким неуклюжим и непродуманным, как попытка Мармона сыграть роль генерала Монка, и ни одна другая интрига того времени не породила столько желчности и злобы в грядущие годы.