Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники

Тем временем события набирали ход. 1 апреля под надзором Талейрана было назначено Временное правительство, и от одного его состава у французских патриотов сводило скулы. Новым министром почт стал Бурьен, ненавидевший Наполеона; командором Почетного легиона — аббат де Прадт, ставленник Талейрана, который первым встретил Наполеона в Варшаве во время бегства последнего из России; военным министром — генерал Дюпон, чья позорная капитуляция в Испании под Байленом привела к голодной смерти 8000 французов на пустынном острове, превращенном в лагерь для военнопленных. Остальные, за немногими исключениями, были ничтожествами, питающими либо подлинные, либо карьеристские симпатии к Бурбонам.

На следующий день, 2 апреля, Сенат издал указ, в котором Наполеон обвинялся почти во всех злоупотреблениях, какие только может совершить глава государства, подкрепленных такими обвинениями, какие могла бы предъявить варварскому римскому императору преторианская гвардия перед тем, как его убить. Среди прочего Наполеону вменялось в вину то, что он бросал раненых без ухода и намеренно устраивал в стране голод и мор. В тот же день муниципальный совет открыто высказался за Бурбонов и призвал оставшихся маршалов и генералов изменить триколору. Взамен им обещали сохранить пенсии, чины и титулы. И никому, похоже, не приходила в голову абсурдность этого призыва: ведь он, по сути, исходил от самодержцев, в войне с которыми и были заслужены такие титулы, как князь Московский или герцог Данцигский, которые сейчас обещалось сохранить.

Парижская политическая сцена менялась ежечасно. Когда 2 апреля Коленкур вернулся в Фонтенбло, его оценка ситуации уже устарела, но он без колебаний заявил Наполеону, что, по его мнению, лучшее, на что сейчас можно надеяться, — регентство. И он, конечно, не был одинок в этом мнении. Уже слышали, как Ней в присутствии Наполеона пробормотал, что спасти их может только отречение, а другие, включавшие, например, Лефевра, Удино и Макдональда, поговаривали о необходимости депутации, которая бы потребовала такого выхода.

Но даже сейчас, когда во Франции находилась полумиллионная вражеская армия, военная ситуация не была безнадежной. Пройдя пятьдесят лиг за три дня, от Труа подходили остатки Великой армии, а всего в пределах достижимости находилось около 50 тысяч солдат. Сколько раз Наполеон совершал чудеса с меньшими силами! Среди рядовых царила тревога, но не уныние. Большинство, начиная от полковников и ниже, по-прежнему доверяло императору и ждало от него нового мастерского удара, на этот раз под стенами Парижа. Но их вожди уже распрощались с надеждой. Генерал Жерар сказал в разговоре с Макдональдом, что состоятельные люди боятся, как бы в случае продолжения сопротивления Париж не постигла участь Москвы. Макдональд обещал донести эти опасения до императора, как только окажется в замке.

Но указ Временного правительства, освобождающий армию от присяги императору, уже делал свою пагубную работу — особенно в отношении человека, занимавшего ключевую позицию. Талейран редко ошибался, подбирая сообщников, и не ошибся на этот раз. Он понял, что надо действовать через Мармона, герцога Рагуза, старейшего и одного из самых верных друзей Наполеона.