Маленький бой полковника Вирио — типичный пример того, что тогда происходило в этой части Франции, демонстрирующий осуществимость императорского плана. Позаимствовав из Вердена шесть пушек, в которые запрягли тягловых лошадей, полковник напал на русский армейский корпус и разгромил его, захватив 1800 пленных, 80 подвод, 500 лошадей и восемь пушек. Судьба, однако, продолжала терзать его. Корпусом, который он разбил, командовал курляндский князь Бирен, близкий друг Людовика XVIII, и, когда все кончилось, невезучему Вирио пришлось держать ответ за эту победу.
К этому времени Наполеон уже узнал подробности поражения Мармона и Мортье под Фершампенуазом и осознал, что Париж будет взят, но это не стало для него сюрпризом. Он должен был понимать, что оба маршала с несколькими тысячами изнуренных призывников не сдержат объединенные армии коалиции, и никогда не рассматривал их силы более чем заслон. Однако без энергичной поддержки своих старших офицеров он был не способен предпринять контратаку, а в штабе все выступали за мир, причем мир любой ценой. Крупномасштабные партизанские действия в тылу врага затянули бы войну до бесконечности, и между 26-м и 28 марта в Сен-Дизье стало ясно, что мечта разжечь пожар на союзных линиях коммуникаций никогда не превратится в реальность. Постаравшись по максимуму воспользоваться последним оставшимся выходом, Наполеон направился на запад, нацеливаясь приблизительно на Фонтенбло, южнее Парижа; он шел так, чтобы его правое крыло от левого крыла союзников, стоявших в Мо, отделяла Сена. Кроме того, этот путь пролегал по местам, где еще можно было найти продовольствие для солдат и фураж для коней.
Этот поход и резкое изменение плана иногда называют панической мерой. Эмиль Людвиг утверждает, что Наполеон «бросился к Парижу, как человек, узнавший, что его дом горит», но вряд ли это было именно так. Марш на Фонтенбло, конечно, был навязан обстоятельствами и осуществлен с феноменальной скоростью, но такова была природа Наполеона — быстро перемещаться, мгновенно принимать решение о маневре и выполнять его без малейшего промедления. Париж, конечно, будет обороняться, но его защитникам нужна помощь. Никто лучше Наполеона не знал, что оружие в парижских арсеналах большей частью древнее, что городские укрепления — слабые и обветшалые и что в городе полным-полно изменников. В январе, перед тем как покинуть Париж, он сказал Талейрану, устремив на него проницательный взгляд: «Я знаю, что у меня есть враги и здесь, а не только там, куда я еду». Он не мог надеяться, что оборона столицы в его отсутствие будет продолжительной.
Наполеон вышел из Сен-Дизье рано утром 28 марта. Его движение по долине Сены было подобно метеору. На каждом шагу обреченную армию сопровождал призрак надвигающейся беды. Среди захваченных по пути пленных оказался и австрийский дипломат, направлявшийся в Лондон. Его почти сразу отпустили, отправив с письмами и призывами обратно к его хозяину — императору Францу. В Дулеване Наполеону передали срочное донесение от министра почт Лавалетта, которому можно было доверять. Донесение содержало недвусмысленный призыв поспешить, чтобы отвратить катастрофу. Колонны зашагали еще быстрее, и к ночи 29 марта изнуренная армия вошла в Труа.
Небольшая группа людей передвигается быстрее армии, даже когда это армия Бонапарта. С небольшим эскортом Наполеон поспешил в Вильнё, а оттуда почти в одиночку на почтовой карете — в Париж. Рядом с ним сидел Коленкур, его единственный спутник по путешествию сперва на санях, а потом в экипаже, из Сморгони в Париж. За ними еле поспевал крохотный штаб, куда входили генерал Гурго и маршал Лефевр.
Для присутствия Лефевра имелась особая причина. Его имя десять лет назад было включено в список маршалов, чтобы умиротворить твердолобых республиканцев после того, как Наполеон присвоил титул императора. Сейчас, когда из нор выползло столько роялистов со своими едкими остротами, человек столь непоколебимого характера, как Лефевр, был бы незаменим в попытке сплотить столичные предместья под триколором. Вот до какой крайности дошел Наполеон — человек, который всю свою жизнь боялся и ненавидел толпу, теперь искал в ней свое спасение.
Угрюмое республиканство Лефевра никогда не подвергалось сомнению. В Эсоне стало известно, что идет бой и что императрица бежала за Луару. На следующем перегоне, возле унылой почтовой станции в десяти милях от Парижа, маленький кортеж столкнулся с пешим егерем, который сказал, что состоит при штабе Мортье и послан вперед искать место для постоя. На какое-то мгновение это поручение озадачило императора. Он не мог понять, зачем войскам Мармона и Мортье понадобилось останавливаться здесь. Офицер сказал ему, что корпус маршала отступил, что брат императора Жозеф последовал за императрицей и что в Париже, столице мира, как некоторые думали еще неделю назад, уже стоят на квартирах башкиры, хорваты и прусские гусары. Короче говоря, война кончилась.