Августа, в равной мере оскорбленная, не пожелала становиться, согласно приказу императора, беженкой или заложницей. Неся в себе нерожденного ребенка, она добралась до Мантуи, чтобы до конца оставаться рядом с любимым человеком. Ее ребенок, девочка, родилась 13 апреля в герцогском дворце. Еще лежа в постели, молодая мать услышала залпы вражеской артиллерии. Австрийцы отмечали вход союзников в Париж. Вскоре во дворец прибыл посланник Франца Австрийского с предложением провести переговоры. Это был учтивый, располагающий к себе мужчина, которого потерянный в сражении глаз не портил, а лишь сильнее украшал. Он носил черную повязку на глазу и очень быстро сходился с дамами. Его звали граф Нейперг, и он занял свою нишу в истории. Через несколько месяцев после прибытия в Мантую ему предстояло соблазнить вторую жену Наполеона, двадцатичетырехлетнюю Марию Луизу. Как соблазнитель бывшей императрицы, он пользовался уникальным преимуществом: он лег в постель юной женщины с благословения ее отца.
Четвертым районом боев, который Наполеон практически никак не мог контролировать, был осажденный юго-западный уголок Франции, где Сульт со своим 50-тысячным войском попал в весьма затруднительную ситуацию.
Начиная с июльских сражений в Пиренеях Никола Сульт, сын провинциального нотариуса, когда-то мечтавший стать деревенским пекарем, сделал все, что можно было ожидать от человека, командующего угнетенной, деморализованной армией, которой противостоит тройной союз, возглавляемый вторым в мире полководцем того времени.
Отброшенный от реки Нивель и сейчас сражающийся на французской земле, Сульт укрепил Байонну и временно задержал продвижение Веллингтона на север. Здесь было не так холодно, как в речных долинах Северо-Восточной Франции, но почти так же ветрено и гораздо более дождливо. Пиренейские реки вышли из берегов, а дороги превратились в трясины, непроходимые для воинских колонн и конвоев с припасами. В начале зимы война надолго замерла: Сульт окопался на правом берегу Нивели, а пиренейские ветераны Веллингтона встали лагерем в «тупике», по определению одного союзного офицера — справа была бурная река, слева море, а за спиной Пиренейский хребет. В их руках находился всего один приморский город — Сен-Жан-де-Люз, зато впереди лежала мощная крепость Байонна со стойкими защитниками и значительным гарнизоном.
Стрелок Кинсайд, верный своей натуре, постарался как можно лучше устроиться на время этого затишья, поселившись вместе со своими людьми в местном замке, принадлежавшем семейству д’Аркангю, и помогая своим хозяевам уничтожать запасы кларета в погребе.
Перед Веллингтоном, перешедшим французский рубеж, стояла двоякая проблема. Он должен был так или иначе разбить Сульта и открыть себе путь на обширную французскую равнину. Кроме того, он должен был заслужить расположение местных жителей, чтобы не допустить опасности народного восстания.
Его обширный испанский опыт говорил ему, что армия завоевателей, какой бы сильной и оснащенной она ни была, не может успешно действовать на территории, где каждая женщина, ребенок и старик — потенциальные убийцы, грабители и шпионы. Именно этот фактор в гораздо большей степени, чем все иные, ответствен за поражение французов к западу от Бидассоа; кроме того, на враждебной территории ни одна телега не сможет передвигаться без сильного конвоя. Веллингтон обладал численным превосходством. Со своими испанскими и португальскими союзниками он значительно превосходил своей силой врага, но после долгих размышлений (Веллингтон никогда в своей жизни не действовал под влиянием импульса) он решил отправить большинство испанцев домой, оставив только самых дисциплинированных.
Объясняя, зачем ему понадобилось таким образом сокращать свои боевые силы, он сказал, что его испанские солдаты получают такое ничтожное жалованье и пропитание, что они будут вынуждены грабить, — а ничто скорее не заставит французов начать партизанскую войну. Сам лично он стоял за полное умиротворение. «Я потерял тысячи офицеров и солдат не для того, чтобы грабить французов», — добавлял он и принимал самые жесткие меры, чтобы обеспечить приличное поведение своих людей. «Тупик» круглые сутки патрулировали военные полицейские, и любого мародера, пойманного на месте преступления, тут же вешали. В армии Веллингтона находилось очень много профессиональных воров и контрабандистов, и те, кто грабил Бадахос и Сан-Себастьян, ворчали по поводу этого скорого суда. Один бедняга, которого собирались вешать, протестовал, утверждая, что не может понять, почему ему нельзя грабить во вражеской стране.