Крушение России. 1917

В Прогрессивном блоке возникли серьезные разногласия, носившие уже стратегический характер. «Это ощущение близости революции было так страшно, что кадеты в последнюю минуту стали как-то мягче, — вспоминал Шульгин. — Перед открытием Думы, по обыкновению, составляли формулу перехода. Написать ее сначала поручили мне… Это было стенание на тему «до чего мы дошли»[1662]. Настроения внутри кадетской фракции, задававшей тон в парламенте, колебались в широком диапазоне между готовностью возглавить правительство, которое возникнет в результате революции, и желанием защитить от революции власть действующую. С радикальных позиций выступал, естественно, Некрасов, входивший в готовившую переворот «тройку»: «В предстоящих России испытаниях мы не выступим в роли революционеров-разрушителей. Правительство само разрушило себя. Наша задача будет чисто созидательная; в бурю и хаос мы должны будем создать новое правительство, которое немедленно могло бы успокоить страну и приступить к громадной творческой работе». Ему возражал на глазах становящийся все более умеренным Милюков (полагаю, как историк он хорошо представлял, во что выливаются революции), который утверждал, что в случае революционных выступлений кадеты явятся «единственной сдерживающей и организующей силой, которая могла бы спасти правительство, примирить его с бурно вскипевшим народным морем»[1663].

В Петрограде активно распространялись слухи, которым охотно верили, о намерении Протопопова спровоцировать в день открытия Думы массовые выступления и расстрелять их из пулеметов, которые якобы в массовом порядке расставлялись по крышам домов (ни одного пулемета никто так и не увидит). Милюков, которого молва называла основным подстрекателем пролетарских демонстраций, выступил в газете «Речь» с открытым письмом, где назвал призывы к антиправительственным выступлениям опасными советами, исходящими «из самого темного источника», — имея в виду в данном случае Германию[1664]. 13 февраля в беседе с журналистами Родзянко также указал на вред уличных выступлений.

Охранное отделение фиксировало: «13 февраля с утра по Петрограду распространились тревожные слухи о возможности больших беспорядков; к 1 часу дня в заводских районах (Нарвская, Коломенская, Александро-Невская части) стало известно, что сторонники забастовки 14 февраля берут на всех заводах верх над противниками выступления с протестом против войны. Около 2-х часов дня во многих районах начались беспорядки призванных сегодня ратников: толпы до 500 человек ходили с пением «Марсельезы» по улицам и кричали: «Долой войну, долой полицию, бей мародеров»… К 7 час. вечера всюду — в трамвае, магазинах, учебных заведениях и пр. — передавали известия о массе столкновений рабочих с полицией у Путилове ко го завода; стало известно, что забастовка 14 февраля имеет большинство на всех заводах». Было и одно примечательное дополнение, которое объясняло многое из последующих событий. В районе Лермонтовского проспекта «во всех окрестных магазинах с выставок убраны более ценные вещи, ждут, — по словам хозяев, — «голодного погрома» ввиду того, что в означенном районе выпускаемого хлеба хватает покупателям лишь до 5 часов пополудни, и для рабочих, приходящих с работ уже после 7 часов вечера, фактически ничего не остается: последним приходится за хлебом ходить в более отдаленные районы»[1665].

Городские жители, напуганные слухами о готовящихся беспорядках, 14 февраля в основном предпочли остаться дома. К Таврическому дворцу, естественно, толпу не пустили. Основные события в результате разворачивались на Невском, где смешалась публика самых разных настроений и направлений, но преобладали вовсе не рабочие, а студенты. Внимание правоохранительных органов привлекло «массовое участие» офицерских чинов, преимущественно прапорщиков, более чем усердно распевавших вместе со студентами «Марсельезу»… Вообще должно отметить, что офицеры, даже в более солидных чинах, всюду вмешивались в действия и распоряжения полиции и громче частной публики кричали в адрес полицейского пристава: «Вас бы надо отправить, толстобрюхих чертей, на позиции, а не здесь вам воевать»… Помимо гг. офицеров в демонстрации принимали участие как организаторы политехники, консерватористы, психоневрологи; очень мало было студентов университета; особенно много было учащихся средних учебных заведений, особенно реалистов и коммерсантов, первыми начинавших петь «Марсельезу»[1666].

14 февраля начались и массовые забастовки рабочих, которые, однако, за порог предприятий практически не выходили. Забастовки продолжались все последующие предреволюционные дни. 15-го бастовали 85 тысяч рабочих, и эта цифра уже не снизится.