Круть

– Вот и со Вселенной то же самое. Кум говорит, что вначале пространство как бы расширялось с огромной скоростью. И называет это инфляцией. Но когда тебе втирают, что пространство расширялось с огромной скоростью, это фуфлопрогон.

– Почему?

– Потому что скорость по всем понятиям – это дистанция в единицу времени. А как определить, какое пройдено расстояние, если оно пройдено самим расстоянием? Чем мерить, а? Вот метр – он длиннее стал при этой инфляции или таким же остался? С единицей времени те же непонятки.

– Но ведь есть же эти… как их… законы физики.

– Физические законы тогда не действовали.

– Почему?

– Да законы у них что дышло. Как уголовное уложение у кума. Сейчас действуют, а тогда нет. Типа для нас всегда, а для генерала Курпатова не очень. И в какой суд ты с этими законами пойдешь?

– Да… Сложно.

– Не то слово, – сказал Кукер. – Я тебе так скажу. Измерять возраст Вселенной – это как прикидывать, сколько метров будет в яме, если известно, что ее рыли от забора до обеда, но не совсем понятно, где забор и когда обед. Вернее, когда забор везде, а обед всегда, но уже остыл.

– Это как у нас в Добросуде, – хихикнул Сеня.

Кукер поглядел на него неодобрительно.

– Мы в политику не лезем, щипач. Это тебя в Претории такому учили?

– Я не в том смысле. Я не про забор. Я про обед – что холодный всегда.

– Обобщать тоже не надо. За это статья есть.

– Верно, есть, – вздохнул Сеня. – Скажем так – сегодня обед был холодный.

– Да, – ответил Кукер. – Мы этот обед пробуем и говорим – ледяной, сука, но есть придется. Повара, скорей всего, варили вчера в половине шестого, чтобы до фембокса успеть… Похоже на правду?

– Похоже.

– Потому что правда в нашем мире примерно такая. Но далеко не факт, что именно так все и было. Может, обед вообще из другой колонии привезли. Вот и с возрастом Вселенной то же самое. Точно мы ничего не знаем. Прикидок много, только фундамент у них рыхловатый.

– Понятно, – сказал Сеня. – Но не до конца.

– Тогда я тебе проще объясню, – продолжал Кукер. – Вот прикинь, когда ты по импланту новости смотришь, про то, что в мире происходит, про Курган-Сарай, Мощнопожатного и так далее – ты веришь?

– Нет.

– Звездное небо над головой, где космическая история записана – это такой же точно говноканал, как новости по импланту. Что бы нам ни показывали, верить не стоит. Бояться тоже. Просить за себя тем более. А надо первым делом вопрос себе задавать – зачем это? Чего хотят добиться?

– А кто нам небо показывает? – спросил Сеня.

– Кто – не знаю, – сказал Кукер. – Но на руках у него перебор, Сеня. Примерно как у тебя. А он все прикупает. Вопрос с ним решать надо.

– Может, на шпору его возьмешь? Кукер зевнул.

– Может, и возьму, мусорина ты любопытная. А может, сначала кого поближе прихвачу…

Я уже проклинал себя последними словами за глупость и нахальство – но тут в замке заскрипел ключ, и все глаза повернулись ко входу.

Конвой.

Дверь распахнулась, и в хату вошел свежеприбывший зэк с мешком на голове.

Про Сеню сразу позабыли.

– Ну что, братва, – сказал вошедший прямо из-под мешка. – Ветер в хату, как кумчасть бакланит. Строимся по росту. Пернатая проверка…

Я вспомнил, что говорил Сердюков. Это, наверно, и был второй петух, которого ждали на ветрозоне.

Голос у гостя был нежный и загадочный, почти женское контральто – и от контраста между интеллигентной мягкостью его тона и страшноватым смыслом произносимых слов делалось по-настоящему жутко.

Ситуация осложнялась. Я оставил имплант бывшего преторианца и переключился на Кукера.

* * *

Classified

Field Omnilink Data Feed 23/32

Оперативник-наблюдатель: Маркус Зоргенфрей

P.O.R Петух в отказе Кукер

Кукер, как и положено, сохранял покой и неподвижность.

– Да и не петух вроде, – сказал кто-то из братвы нерешительно. – Петух по распоняткам прокукарекать должен, как в хату впорхнет.

– Ой, правда ваша, – ответил мешок. – Забыл. Вот…

И тут же издал хриплый и пронзительный петушиный крик. Братва окончательно погрустнела.

– Скидай мешковину, – велел Кукер. – Сейчас разберем, какой ты пернатый гость. А то кукарекать и кумчасть умеет.

Вошедший поднял руки и осторожно, словно с хрупкой вазы, снял с головы мешок.

По хате пролетел вздох изумления и страха. На пороге стоял петух. Стриженый наголо, в серьезных колах, покрывавших лицо, шею и щеки. Тройные слезы по убийствам на ветрозоне, пропеллеры, шестерни, запретные солярные знаки, малопонятные профану блатные символы. «BOOK» на шее – точно как у Кукера, только в зеленом цвете…

И вид самый что ни на есть женственный, даже с сисечками под майкой – очень правдоподобно. На такого имплант реально мог реагировать как на фему. Эстроген ведь не подделаешь. Петух, одним словом – такие вещи братва чуяла битым нутром.

Понятно было, почему конвой доставил такого занятного пассажира в холстине. Все по правилам внутреннего распорядка. «Непрозрачный экран», как выражалась служебная инструкция, полагался для нейтрализации растлевающего воздействия уголовных татуировок на сознание окружающих.