Круть (с разделением на главы)

— Да, так это называют. Хотя точный медицинский термин — «personality split disorder». Рыба разделилась внутри себя на две совершенно не подозревающие друг о друге личности. Одна стала Варварой Цугундер и натворила много бед. А вторая продолжала заниматься литературоведением и даже писала критику на посты и эссе Варвары, не подозревая, что это и есть она сама. Самым поразительным был способ коммуникации двух половинок расколотой души. Варвара писала посты, а на следующий день читала их уже в качестве Рыбы — и отправляла своей половинке ответы. У разных личностей были разные аккаунты. Отсюда все эти шифры.

— Но если это на самом деле один и тот же человек, — сказал я, — неизбежны разные неувязки. Разные накладки.

— Конечно, — согласился Сердюков. — Но поражённая безумием психика ведь не дура. Она надёжно блокирует подобные противоречия сама от себя. Почитайте литературу про PSD, лучше поймёте, как действует этот механизм.

— Непременно, — ответил я.

— Когда Варвару Цугундер заклеймили как страшную преступницу, Рыба сделала коррекцию воспоминаний и стёрла память об этом сетевом знакомстве. Одновременно она стёрла и личные воспоминания о Шарабан-Мухлюеве. Лучше замаскироваться было невозможно.

— Согласен, — сказал я. — Слышал её лекцию…

— Тут даже есть что-то комичное. Как выражаются ваши корпоративные менеджеры, возникла любопытная оптика. Шарабан-Мухлюев, штатский штафирка, едва ли державший в руках что-то опаснее травмата без обоймы, представляется нам сегодня эдаким брутальным мачо в камуфляже. Рыба рядом с ним кажется беззащитной жертвой. А всё было в точности наоборот.

— Да, — сказал я. — Вероятно, не первый случай в истории. И не последний.

— Коррекция памяти оказалась эффективной уловкой, — продолжал Сердюков. — Никто ничего не заподозрил. Рыба удалилась от мира в личную симуляцию и спокойно доживала свой век, пробавляясь консультациями. После коррекции памяти ни один баночный скан, даже самый глубокий, не мог установить её причастность к убийствам. В сущности, мы не можем считать Рыбу преступницей, потому что её баночная личность совершенно обособилась от уснувшей Варвары Цугундер.

— Примерно понимаю.

— Теперь перехожу к главному. Как только «Калинка» пришла к выводу о тождестве Рыбы и Варвары, она немедленно составила план ликвидации Кукера. Это главная профессия нейросети, и все процедуры здесь отточены до автоматизма. «Калинка» решила использовать вас. Но не в качестве бомбы, как вы подумали, а в качестве детонатора. А бомбой была…

— Рыба?

— Да, — ответил Сердюков. — Тут «Калинка» проявила изрядное коварство. Рыба иногда выполняла связанные с литературой корпоративные заказы. Чтобы не конфликтовать с корпорацией по поводу баночной неприкосновенности, «Калинка» наняла Рыбу для консультации. За очень хорошие деньги.

— Литературной консультации?

— Именно. Её попросили оценить влияние патриархальной русской классики на быт ветроколонии при наблюдении за заключёнными через омнилинк. Заказали даже отдельное эссе для местечкового фем-журнала.

— А эссе зачем?

— Там большой типовой контракт. По мелкому шрифту где-то на сороковой странице автор сам несёт ответственность за возможные несчастные случаи во время исследовательских действий.

— Рыба согласилась?

— Согласилась. Когда вас скоммутировали на Троедыркину, Рыба уже висела на её импланте. Вы не видели друг друга, но были пристегнуты к Дарье намертво. По дороге «Калинка» начала активно праймить Рыбу.

— Простите, что?

— Ну… Как объяснить. Ну это, например, когда избирателей к войне готовят. Настраивают восприятие через подбор поступающей информации. Как бы прогревают. Обратили внимание, какую книгу Троедыркина читала?

— Да. «Посты Варвары Цугундер».

— Вот. Рыба ничего не помнила на сознательном уровне. Но глубокое подсознание не обманешь. Так ей замкнули первый контур активации. А потом этот египетский бог на стене барака… Так замкнули второй. Прямо как бомбу взвели.

— Там правда эта фреска на стене была? Сердюков отрицательно покачал головой.

— Навели через имплант. Я все действия «Калинки» хорошо понимаю. Не в моральном плане, разумеется. Как учёный. Вам ведь стирали прежде память?

Я кивнул.

— Понимаете, когда воспоминания убирают, ничего на самом деле не стирается. Это, насколько я знаю, нельзя сделать, не разрушив мозговые структуры на физическом уровне. Мы просто затрудняем сознанию доступ к этим воспоминаниям. Иногда затрудняем доступ даже глубокому подсознанию, хотя это сложнее. Тут у вашей корпорации есть много разных технологий и методов, они часто весьма изощрённые, и повторять эту процедуру можно многократно.

— Мне можете не рассказывать, — ответил я.

— Согласен, вы не специалист по мозгу, так что объяснять нюансы не буду. Но идея простая — мы изолируем некую область памяти. Как бы ставим непроницаемую перемычку. Если её насильно пробить — а такое в определённых случаях происходит — восстановить преграду будет почти невозможно. Но в ситуации с Варварой Цугундер и Рыбой «Калинка» об этом не заботилась.

— Понимаю, — сказал я. — Не её ответственность.