– Я нипочем не могу вспомнить, как оказался у Белого Ведуна. Заснул дома, да, меня отпустили переночевать у матери, наш дом недалеко, всего-то пробежать чуток. Я как-то считал, мне – три дюжины дворов пройти от княжеских хором, а я-то верхом. Ничего не помню…
– Его мать тоже ничего не помнит, – кивнул Иггельд, – ревела, когда вспоминала – мол, заснула с сыном, он – на печи, сама – внизу, просыпается утром, пусто в доме, дверь нараспашку, одежка валяется, Бегуни – нет!
– Околдовали нас, – вздохнул Бегуня, – околдовали!
– Слово такое есть, чтобы спящему шепнуть? – спросил княжич лекаря.
– Слов-то много каких можно спящему нашептать, да зачем? Проще макового сока, высушенного, под нос покурить, а потом – делай, что хочешь. Бегуня-то молод совсем, только на тропу воинскую ступил, нет у отрока еще нюха на опасность. Бывалый воин просыпается, как бы ни устал за день, едва кто чужой на порог ступит. А лучше – до того…
– Стало быть, проспал я врага, – обречено кивнул отрок.
– Не бери на душу, молод ты пока. Придет время, и не тому выучишься, станешь воином знатным, никакая вражина к тебе и на сотню шагов не подберется, – попытался успокоить Бегуню старый вояка.
– Ничему я не выучусь, после того, что было – одна у меня дорога, в Навь!
– Может быть так, а может – и нет, – спокойно парировал Иггельд, – не во всем, что человек делает, его вина.
Молчание. Отрок сопел, силясь продолжить едва начатый рассказ, его не торопили.
– Если их одурманили маковым дымком, то отчего же запаха не осталось? – вдруг спохватился княжич.
– За такой вопрос розог не жалко, – рассердился Иггельд.
– Ах да, – смутился Младояр, – дверь нараспашку… Ветер запах вынес.
– А голова у мамаши тяжелая после той ночи была, я спрашивал, – кивнул лекарь, – может и не маковое зелье, но что-то подобное…
Вновь молчание. Наконец, собравшись с духом, Бегуня продолжил:
– Я опомнился в каком-то темном, сыром месте, познабливало. Думаю, погреба какие-то. Горели светильники, числом два, прямо у моего носа. Воняло мертвечиной. От них, от всех – несет этим… Я связанный лежал, рядом – двое этих, пустоглазых, меня держат. Зачем? И так повязали, что не шевельнешься!
– Видать, Белый Ведун из тех, кто каждый узел три раза повторяет! – заметил Младояр, – Боялся, не иначе…
– От тех, кто всех боится, все зло и происходит, – согласился Иггельд, – ради собственного спокойствия кучу народа перережет. И считает себя правым – так, мол, спать спокойнее! Но ты, Млад, больше Бегуню не сбивай…