Костя Иванов
В конце рабочего дня, поскрипывая протезом, к нам обязательно заходит Алексей Петрович. Неймётся ветерану войны в майские дни от фронтовых переживаний, хочется пересказать многое молодым.
– Если бы разрешали тогда дневники вести, то и вам бы понятнее было, и мне легко вспоминать.
Он медленно усаживается на стул с подлокотниками, и мы с интересом начинаем слушать.
– Я знаю: вам про любовь интересно, а ведь и у меня раздумья о ней.
Впрочем, если совсем точнее, то это случилось так. Алексей Петрович утвердительно стукнул рукой по столу и начал рассказ:
…Молодого солдата Костю Иванова взяли в плен под Смоленском в 1941 году. Всё меньше и меньше он надеялся выжить в фашистском концлагере.
Чёрные светофоры его ввалившихся глаз были едва наполнены признаками жизни. Однажды его вытолкнули из шеренги и, ударив автоматом в плечо, подвели к офицеру.
– Ты есть короший деревенский мюжик, а на мой ферма отличный коровий навоз. Будешь работать, как у себя дома.
Раскачиваясь из стороны в сторону в кузове автомашины, Костя понял, что у него нет другого выхода.
Привычно потянулись его исхудалые руки к труду…
Поигрывая изящной тростью, немец-хозяин подбадривал:
– Рус, корошо. Так, так, рус, корошо.
И Костя всё крепче и уверенней впрягался в известное крестьянское дело: чистил хлев, копал землю, таскал всякие грузы.
– Ваз махен? Что мне делать? – только эти немецкие слова позволял ему произносить псевдоариец. «Выживу, обязательно выживу», – проникал в глубину сознания беспомощного, пленённого солдата голос сильного, уверенного человека.
Барон фон Шнёте разрешил кормить пленного три раза в сутки.
– Будешь корошо кюшайть, будеш гут арбайтен-работа.
Костя не возражал.
«Держаться, хоть за воздух буду держаться!» – говорил он и видел перед собой мать, провожающую его на фронт, падающую на землю от безутешного горя, с вытянутыми вперёд руками… Сколько раз он терял надежду на своё возвращение, и столько же снова её находил…
У барона фон Шнёте была белокурая дочь. И вскоре после того, как просветлело на свежем воздухе молодое лицо солдата, вспыхнул на щеках у неё жгучий румянец любви.
Немец всё понял и предусмотрительно отправил её в другое поместье, а пленного стерилизовали особым хирургическим способом.
Оставшиеся до победы два года Костя угрюмо работал в саду и на пасеке, а спустя ещё небольшой лагерный срок в три года, когда полностью снял вину перед своим народом за сдачу в плен, вернулся в фуфайке, коротко стриженный и с вещмешком в родную деревню.
Её немцы сожгли, мать похоронена. На опустевшем месте, около чистой берёзовой рощи, построил дом, вырастил сад и развёл пчёл…
Алексей Петрович замолчал, а потом снова продолжил.
– Теперь самый лучший мёд у Кости-пчеловода.
– А как насчёт этого самого?.. – поспешил неугомонный Игорь Скворцов.
– Медку чтоб достать? – держит паузу Алексей Петрович.
Игорёк заёрзал, словно от холода.
– Да, нет! Ну, это… Вы сами знаете, о чём…
– Взял он себе в дом молодую вдову, – продолжил Алексей Петрович, – и честно ей всё рассказал о себе.
– Ну, а дальше-то что? – любопытствовал Игорёк.
– А потом родилась у него дочка, и назвали её Марийкой, как его мать.
Алексей Петрович опять замолчал и смотрел красиво куда-то вдаль.
– Только кто-то дознался и сообщил Косте, что в этом деле был примечен деревенский пастух. Тут Костя посуровел, напрягся и прямо ответил: «Как бы там ни было, а на нашей земле немцем не вырастешь. А что касается меня, так я и другую дочку, если всё по-умному делать, смогу воспитать».
– Так что же там было? – не унимался Игорёк.
Алексей Петрович уже завершал рассказ.
– Точно сказать не могу, но народ поговаривал, что суровой ниткой они ему перевязали канал; знали врачи, что делали.
Всем показалось, что Алексей Петрович высказался до конца, забеспокоились, что он не будет больше задерживать их внимание.
– Не всё я вам о войне рассказал, как-нибудь снова зайду.
Вся слушавшая молодёжь встала по стройке смирно.
Алексей Петрович молча, но торжественно, скрипя протезом, вышел из комнаты.
Воспоминания о войне переполняли его. С той поры прошло пятьдесят лет, хотелось ещё многое рассказать, а жить оставалось не так и много.
Казах Асынбай
Для Алексея Петровича война – до сих пор не окончившийся урок.
– Этот букварь поучительный. Нам выпало его открывать, а читать многим придётся.
Никто из ребят не собирается возражать. Приятно изучать новую книгу, но ещё притягательней слушать полюбившегося тебе человека.
…Фронт 1943 года. Зима в Карелии. Солдаты в окопах. Задача ясна – наступать.
Сержант Добин, призванный из Сибири, кивая в сторону немцев, откуда сорвался быстро угасший звук, озлобленно говорит:
– Слышишь, у фрицев песок из штанов сыпется.
Его напарник, молодой солдат, лицом похожий на школьника, потянулся к перископу стереотрубы.
– Опять девку к немцу ведут, – звучит его оскорблённо-обиженный голос.
Кончик папиросы, зажатой в губах, медленно опускается.
– С противотанкового ружья, может, ему влупить?
– Темно, за бабу, подлюга, прячется.
Наутро, чуть свет, женщину-пленницу отправляют опять в лагерь для пленных.