В это время Чёрный наблюдал за двумя солидного вида мужчинами, встретившимися у магазина и свернувшими за угол, в укромное, потаённое от бдительного полицейского место, под вязами. Почуяв запах колбасы, Чёрный раздул ноздри, заёрзал лапами и зашевелил вытянутым, как палка, хвостом. Он узнал мужчин и был уверен, что они оставят ему кусочек. Один уже подхмелел и, будто упёршись струёй в землю, по-собачьи пометил место своего присутствия. Второй взял пустую бутылку и запустил в кусты, где сидел Чёрный.
Бутылка, прокрутившись пропеллером, ударилась о ствол дерева, упала на землю, свистнула воздухом в горлышке, но не разбилась. По спине Чёрного пробежала волна нервного тика.
В этот раз мужики оставили кусочки плавленого сыра и хлеб. Чёрный схватил их и проглотил сразу.
Около магазина и в окружавшем его дворике круглый год можно было находить пропитание. Зимой было сложней, приходилось греться на чугунных люках теплотрассы, а весной и осенью – на солнечных пятачках.
Жить среди людей можно, если приноравиться к ним. Главное, не гадить в приличных местах, не злобиться, не лаять, не скулить, а найти свою нишу и быть хоть чем-то полезным людям, угадывать их намерения и пожелания.
Но миролюбие горожан к безнадзорным собакам всё же было не бесконечным. Однажды Рекс напугал своим видом мальчика, игравшего на детской площадке. От первой встречи с собакой у малыша случилась истерика, и на Рекса написали заявление в полицию.
Чёрный сильно болел. Собаки на автостоянке лаяли и гонялись за проезжающими машинами. Белый скучал по подруге и лаял под окнами в пустоту.
В конце концов горожанам это надоело.
Рекса засадили в машину и увезли в приют.
Чёрного подманили лакомством, накинули петлю на шею, отвезли на ветстанцию, где его не стали лечить, усыпили обезболивающим средством и ввели препарат, останавливающий сердцебиение.
Белый попался в сеть, его кастрировали и выпустили уже в другом дворике. Три пегих собаки вылечили, вымыли, причесали и передали в профессиональную охранную службу.
Дворик вдруг опустел.
Стало немного грустно.
Однажды я отправился прогуляться в соседний квартал и выпить хорошего пива. В одном из двориков увидел «собачью свадьбу» и особенно рьяного пса с обрывком цепи на шее. Не удержать от основного инстинкта.
«Жизнь опять повторится, – думалось мне. – Но уже с новым сюжетом и сложно запутанными отношениями между людьми и животными. Ведь и мы, как братья наши меньшие, уйдём в никуда, а может, у всех нас есть душа и мы будем жить вместе с ними, мирно и вечно».
Зёрнышки и золотое яичко
Во втором подъезде пятиэтажного кирпичного дома живёт старушка. Одиноко живёт, без детей. Старушка небольшого роста и с высоты четвёртого этажа кажется ещё меньше. Движения её головы, покрытой платком, часты-часты, и от этого походит она на курочку, высматривающую по сторонам зёрнышки на асфальте. До её однокомнатной квартиры по прямой десять шагов, а если спуститься вниз, перейти в соседний подъезд и подняться на третий этаж, едва нашагаешь сотню. Но всё же мы не знакомы и далеки друг от друга. Вечером она выходит на улицу, посидит на скамеечке, поговорит с другими старушками – и домой.
Я стою у окна и, читая книгу, мысленно пытаюсь представить страницы её жизни. «Родная деревня, муж, дом, сад с огородом, а вокруг красота – солнце, деревья, крик петуха». Не сразу всё это исчезло, а постепенно. «Сначала колхоз, потом война, затем неперспективная деревня, потом новостройка в городе, наконец, квартира со всеми удобствами и уже безжалостный возраст».
Жизнь пролетела в трудах и заботах. И вот вокруг одни кирпичные дома да бетонные стены, почти ничем не связанные с воспоминаниями. Пройдёт человек, скорей всего незнакомый. Захочется в огородике потрудиться, да руки некуда приложить. Дети играть соберутся, яблок, как раньше, в саду негде сорвать.
Вот и собирает она теперь на пустом, осиротевшем месте зёрнышки счастья. Интересно, есть они у неё? Вот подъехала к дому чёрная, блестящая импортная машина. Из неё вышел преуспевающий бизнесмен, осторожно и важно неся перед собою огромный красочно упакованный торт. Он живёт как раз напротив старушки, крутой, решительный, навороченный, с носом-клювом и бегающими глазами-мигалками. Долго курочка-старушка вынашивала золотое яичко, да, видать, выкатилось оно, упало и не разбилось, а перекатилось тихонечко из той далёкой, полуголодной поры да в нынешние времена, да закатилось нежданно в руки пухленькие и тепло нагретые. Ждёт-поджидает толстопуз эту сказочную старушку, эту милую курочку-рябу, вдруг выкатится из её квартиры, другое – с золотистыми бликами, бесконечно радостное, последнее в её жизни – яичко.
Боль, любовь и тревога
….Александр Иванович опустился в кресло.
Тревожное и радостное чувство, похожее на то, которое испытываешь высоко в небе, когда летишь в самолёте, одновременно волнуясь за жизнь и очаровываясь красотою полёта, охватило его. В свободной, не закрепощённой ничем душе приживалась приятная цепкая мысль: «Вот теперь поработаем».