Крутые перевалы

— На таком же, как и ты, Петро Афанасьевич, — нахмурился плотник. — Ты сообрази, ежели будет выпирать угол, то он может потащить набок всю постройку, а так-то она его тянет к центру и не дает разгуливаться.

— Ну-ну… Это вот по-нашенски, по-чалдонски, — шутил директор.

Он прошел по верхнему звену и, спрыгнув на затрещавшую щепу, шаловливо надвинул Самохе на глаза неизменную ушанку. Подзадоренный настроением директора, Кутенин плюнул в ладони и сжал его в охапку.

— А ну-ко, кто кого?

Самоха уперся ногами и, приподняв Пастикова на грудь, легко опустил на землю.

Кругом рванулся смех. Директор ухватил Кутенина за шею, но Самоха сбросил руку и вызывающе выпрямился. На его безбородом лице кривилась хвастливая улыбка.

— Нет, ты давай по-настоящему… за опояски, — разгорячился Пастиков.

Но Самоха победоносно глянул на него сверху и загородился руками.

— Не лезь! — грозно сказал он. — Жалеючи тебя, не хочу душу губить. Я, брат, ежели хлестану через правое бедро, то и печенки отстукаю. Ране не таких молодцов и то валил, дай бог умному.

— Орел, орел, — подзадоривали в толпе.

— Только, вишь, образом подкачал… На старуху шибко смахиваешь.

— А веть и лучше, — потешались другие. — С хари воду не пить, а так и грязи меньше держится, и муха в волосе не завязнет.

Самоха озорно подмигнул и выколотил о колено трубку.

— Вы вот оскалились, а я историю одну рассказать могу.

— Ну-ну, подзалей для пакости! — ухватилась молодежь.

— И заливать нечего… Помните, как перед германской войной я схватился с медведем.

Самоха обвел присутствующих лукавым взглядом.

— Как же, в газетках про тебя писали, — подмигнул Пастиков.

— То-то в газетках… А штука была куды с добром, — продолжал рассказчик. — Подошли это мы с Шарыпкой-татарином к берлоге и налаживаемся мастерить затыч. А зверюга, клин ему в глотку, караулил таких дураков. Пока мы путались с топорами, он и вылети оттуда, как снаряд! Шарыпко хитрый был и сразу за кедр, а он меня за ребро. Я кэ-эк подловчился и чмяк его через колено. А тут собаки подоспели.

— Ты хоть врал бы, да плевал, — усмехнулся степенный Никулин.

— Не веришь? Ну, посмотри, как он мне два ребра выворотил… Шарыпку можешь спросить.

— Да ведь Шарыпко-то упокоился, — вставил горбатый старик. — Ишь тоже нашел посылать к усопшему.

— Или было тоже так, — разошелся Самоха. — Одинова мы с Гамиром-молдаванином сблудили и к греху спички подмочили… А тут поднимись слякоть, стужа, хоть ложись и умирай. Ну, и наткнись мы на берлогу. Гамир и говорит: «Медведя, говорит, ушла, бросила эту берлогу. Давай, говорит, Самоха, попеременно караулить, час ты, час я — так и переночуем». Я и согласись. Заперлись мы в мишкину хату. Я заснул и он не выдюжил, клин ему в горло. А проснулись, братцы мои, мы с ним ровно через месяц, когда уже зашумела по лесам весенняя вода.

— Здорово! — улыбнулся Севрунов. — Это как случилось?

— Корень сонный он заносит в берлогу, оттого и дрыхнет всю зиму, — таинственно пояснил рассказчик.

— Полезный, значит, корень-то? — спросил горбатый.

— Конешно… Его нюхни — и спокойной ночи.

Самоха хитро скорчил физиономию и, взмахнув топор на плечо, пошел к стану.

— Ой, заливало! — смеялся парень с черным чубом.

* * *

После обеда Севрунов вызвал Пастикова на курган, откуда велось наблюдение за зверями. Новые строения совхоза на фоне огромного поля и озера казались беспорядочным свалом леса. Вдыхая запах смолы и рыбьего жира, они долго рассматривали спокойно пасущихся маралов и трех лисиц. Зверьки, ворча и озираясь, спрятались в вольерах и косились на людей. Запоздавшие с линькой маралы очесывали об изгородь зимнюю шерсть и как бы для острастки поматывали на вышку головами.

— Все разбросано, — сказал Пастиков, рассматривая новое хозяйство… Мало сделали.

Севрунов морщил смуглый лоб, говорил с обычным спокойствием:

— Ехали создавать зверосовхоз, а начали с рыбы. И, надо полагать, в первые годы мы выедем только на тайменях… Но примитивный способ добычи и реализации рыбы не даст нужного эффекта…

— А разве кто спорит об этом?

— Тут дело не в споре, Петр Афанасьевич. Видишь ли, Ширан и Сыгырда имеют такие сорта рыбы, которые невыгодно сдавать в простом засоле или, скажем, в мороженом виде… Понимаешь, высокие сорта…

— Значит, ты тоже за консервную фабрику? — подтолкнул его локтем директор.

— Вот именно… С этого и нужно было начинать, но не додумались… А теперь, по-моему, надо доказать рентабельность нашего предприятия и браться закладывать фабрику.

— Пожалуй, туго придется. — Пастиков задумался и выронил папиросу, которая скатилась вниз, рассыпая искры.

— Из положения выйдем, — уверенно продолжал зверовод. — Ведь ты прикинь, сколько можно добыть за зиму даже при всех отрицательных случаях. Народ зимой освободится, и камасинцев пристроим к рыбалке.

— Так, думаешь, фабрика загудит?

— Не сомневаюсь… только нужно умело организовать дело и заручиться согласием центра.

Пастиков смотрел на зверовода влажными глазами и повторял про себя то, что не один раз передумывал: «Да, здесь нужна фабрика».

* * *