Кружева лабиринта

Движимая чувством вины, я поспешила вниз намного раньше обычного, чтобы застать отца дома. Ещё на ступенях меня встретил черный котенок с разноцветными глазами, чему я была предельно удивлена. Торнадо терся о ноги и радостно мяукал, не растеряв привычной подвижности. Я наклонилась к нему, и в ту минуту с кухни вышел отец с туркой ароматного кофе и умильно поглядел, как я заботливо глажу котенка.

– Какой шустрый малыш, ты не находишь?

Отец был настроен весьма дружелюбно. В спокойном его голосе отсутствовал укор, он был ласков, точно вчера ничего плохого не случилось. Он налил кофе в чашку и сел на стул, и я, оторопев от подобного спокойствия растерянно присоединилась к нему, забывая слова, что подготовила для извинений.

– Да, точно, – пролепетала я. – Как он здесь оказался?

– Он скреб лапами во входную дверь, и я впустил его. Мы в новом городе, где у тебя мало приятелей, и я подумал, дочери не помешает друг, которому не стыдно рассказать все тайны, сокрытые от меня.

Я взглянула на отца: в серо-зеленых глазах таилась грусть, скрыть которую он старался как мог, но за чередой прожитых вместе лет сделать это не так просто. Некоторое время мы молча расправились с бутербродами и тёплым омлетом. Отец изредка поглядывал на моё лицо с явным, но подспудным волнениям. Я чувствовала, что его интересует, почему у меня разбита губа, но он сохранял учтивое молчание, угнетающее хуже скандала. Будучи от природы слишком проницательной, я была смущена его терпеливостью, однако, в душе усиленно оправдывала затишье успокоительными средствами, которые не потеряли власть над его членами.

– Кто такая Лора Смит? – внезапно спросила я.

Отец быстро глянул на меня и уставился в чашку с горячим кофе.

– Она моя коллега, работает психологом.

– Женщина, наводящая чистоту на кухне твоего дома, не может приходиться просто коллегой, – возразила я.

– Это не то, что ты подумала, дорогая! Я был в таком исступлении, что стал обзванивать знакомых, соседей, больницы. Морги… рука не поднялась. Мне было так плохо! А Лора очень поддержала меня, и я поделился своим горем, подумав, что дружба с ней пойдёт тебе на пользу.

– Дружба с психологом?!

– Кэти, у меня нет иного выхода, я не справляюсь с тобой! Один день для меня черней другого. Господи, как быть дальше? Ты не доверяешь родному отцу и до сих пор не потрудилась объяснить, где пропадала, и что с тобой стряслось?!

В глазах отца блестели робкие слезы, которые он бойко подавлял в себе. Обдумывая ответ, я понимала, что правда принесёт ему только переживания и добровольно на это подписать его не могла.

– Ничего не случилось. Я просто упала, уходя из школы.

– Она просила не давить на тебя, но сколько ещё ты будешь отмалчиваться?

– Значит, теперь ты живёшь по её указке?!

– Она предупреждала, что ты будешь юлить, нападать и не скажешь правды. Кэти, я так разочарован!

Отец силился сделать суровый вид строгого родителя, но его сдвинутые брови смотрелись не угрозой, а неудавшейся мимикой трагика.

– Я ухожу на работу. Надеюсь, сегодня ты будешь лучше смотреть под ноги, чтоб не упасть.

Он отнёс пустую посуду на кухню, а я сидела, ругая себя за проявленную дерзость, и в знак подтверждения самых ужасных опасений взглянула на фотографию мамы. Она стояла не там, где обычно – отец снова рассматривал её утром, обращаясь к покойной Скарлетт за незримым советом. Мой отец не был сумасшедшим, но я знала, что так ему легче. Я сходила за рюкзаком и стала одеваться, а когда взяла куртку с крючка, из неё выпал невскрытый конверт, найденный мной накануне в почтовом ящике Ньюмана. В адресной строке аккуратным каллиграфическим почерком подписано:

«Джону Ньюману.

Сатис-авеню, д. 63

Ситтингборн, Великобритания»

До крайности взволнованная, я скорее распечатала его. Слова, что прочла там, были выведены медленно, рукой неторопливой, но уверенной. Казалось, автор письма ни один год нёс в душе траур насущного бытия, и та пустота пропитывала рукописный текст несправедливой безысходностью. Там значилось:

«Дорогой Ф. К.!