Кружева лабиринта

Я долго не решалась, но всё же пишу тебе в надежде на милость… Разве существует худшая кара, чем вечная разлука с вами!? Не устаю повторять, что полностью осознала свою вину. Поверь, что муки, пожирающие моё существо, столь невыносимы, что долго мне так не прожить. Я обливаю горькими слезами подушку день за днём, ночь за ночью, проведённые вдали от вас, а каждый вдох приносит только страдание. Возможно, отвергая меня суровой опалой, ты ищешь способ забыть о предательстве, необдуманно совершенном мной. Но я молю, подари мне прощение! Отныне нет тяжелее исповеди, чем перед тобой. Прошу, дай мне свой ответ.

Навеки твоя, Л. Д. Ф.»

Я оторвала глаза от письма, удивляясь, что его содержимое посвящалось вовсе не умершему доктору Ньюману. Кто-то осознанно подписывал адрес особняка, зная, что письмо попадёт в руки некоего Ф. К., который по всей видимости обитает в стенах особняка, и возможно именно неизвестный Ф. К. спас меня от Молли, занеся в дом Ньюмана.

Я оживилась, когда в прихожей появился отец.

– Я думал, ты давно ушла.

– Да, уже ухожу, – я спрятала письмо в рюкзак, улыбаясь такой широкой улыбкой, что, казалось, не хватит лица, чтобы в полной мере её продемонстрировать. Но отвлечь отца при помощи хитрости мне не удалось. Он лишь пристально поглядел на меня, а затем на рюкзак.

– Что там у тебя?

– Ничего, пап, пособие для проверочных.

– Шпаргалки? – изумленно поправил он, не понимая к чему придумывать изворотливые понятия к существующим школьным словечкам.

– Да, они самые.

Отец неодобрительно покачал головой, но ничего не добавил и, одев пальто и ботинки, вышел из дома, а я за ним.

Утро выдалось солнечным, но холодным. Изо рта поднимались клубы теплого пара, и туман постепенно рассеивался. Отец выехал из гаража, а я зашла к Эшли, чтобы вместе отправиться в школу. Она встретила меня изумленными глазами.

– Боже, Кэти, что с тобой случилось?!

– Расскажу по дороге, надо заскочить в зоомагазин.

Эшли была напуганной. Она быстро оделась, взяла рюкзак, и мы скорым шагом побрели по мокрому тротуару. Ночью прошёл дождь, и с голых веток свисали прозрачные капли, изредка падая на наши головы. Я вкратце поведала о происшествии, при этом интуитивно умолчав о Лео. Эшли бледнела на каждом услышанном имени Клифтон.

– Ведь я говорила, Кэт, с Молли лучше не связываться!

– Я её не боюсь. Она труслива как лань. В том доме кто-то есть, понимаешь?

– Только не говори, что ты снова пойдешь туда?! Дело набирает оборот, это становится опасным! Я напугана, Синди тоже! Она больше не хочет принимать участие в этом. Я сторонюсь её позиции. Тот дом; сын почтальона; женщина с письмами отчаяния; неизвестный, затянувший тебя в особняк; продавец в зоомагазине – они связаны одной веревкой, и они вовсе не горят желанием, чтобы об этом кто либо узнал. Кэт, давай сделаем вид, что ничего не было, и просто пойдём в школу!? Да и, в конце концов, извинись перед Молли.

– С какой стати? – возмутилась я.

– Она не оставит тебя, глупая! А я не смогу тебе помочь. Никто не сможет тебе помочь, даже мистер Чандлер. Ведь отец Клифтон – один из главных людей в полиции.

Я сочувственно посмотрела на Эшли. В её жалобных речах была соль правды. Молли Клифтон не хвастала отвагой, но её авторитет в классе мог доставить забот и без участия рукоприкладства. Эшли тащилась угнувшись, словно подобная поза сумеет послужить защитой от напастей, свалившихся на неё отчасти по моей вине. Мне почудилось, она сильнее похудела, и её тело больше подходило на мешок костей, обтянутый кожей. Её истерзанный переживаньями вид давал все предпосылки мистеру Митчу, чтобы тот основательно задумался связать Эшли узами близкой дружбы с психологом Лорой Смит – подругой, которую выбрал для меня отец. Осуждать Эшли было бы глупо. Я уверена, будь у нее более крепкие нервы, она бы ни за что не отступила. Но теперь, видя, как запутанная история выпивает из нее все жизненные соки, я твёрдо решила действовать одна.

На перекрёстке мы разминулись.

– Ты уверена, что правда стоит того, чтобы нажить себе кучу проблем? – уточнила Эшли, с испугом посмотрев мне в глаза.

– Встретимся в школе, Эш, – сухо обронила я.