Кружевные закаты

Андрей при всей своей настороженности к чужаку не трудился спорить с ним, поскольку понимал, насколько идеи того мелкие и вообще, если разобраться, детские. Всего лишь юношеский максимализм, нашедший странное, героическое для многих русло. Жаль, что столько молодых людей и даже девушек теперь поддаются подобной пропаганде. У него же были дела важнее, чем сидеть в уютной комнатке и слушать разглагольствования безусого юнца (тут уж Львов дал лишку – усы у Кости росли). Поэтому Андрей Юрьевич целыми днями беседовал с Крисницким о немецкой философии, в одиночестве бродил по паркам и много читал. Все это вполне занимало его, но порой, особенно в послеобеденные часы, хотелось ему чего-то… невероятного. Но эта блажь быстро сходила на нет. Странным ему казалось, что Алина увлеклась обществом брата. То ли шутливая ревность, то ли досада на Костю, что тот может оборачивать к себе даже таких людей, как Крисницкая, уязвляла и Андрея, привыкшего гасить всякое проявление агрессии в своей сущности.

Антонина Крисницкая, чей дух даже спустя восемнадцать лет после ее безвременной кончины продолжал витать над усадьбой и заставлял обитателей задумываться над самыми разными материями, бежала от фальши и искусственности города, не принимая его правила. Ее дочь стремилась слышать пульс жизни, потому вновь задалась вопросом, терзающим ее с того момента, как Костя начал делиться с ней соображениями относительно политики. Поначалу это были обрывочные короткие выпады, хотя их антирелигиозную анархическую направленность Алина почуяла сразу. И открытие это отнюдь не привело ее в исступленное желание защитить святые для дворян идеалы. Затем выпады сменились длительными вечерними беседами, после которых Алина, и раньше размышляющая о подобном, вспоминала, что сама мыслила похожее, правда, не столь рьяно и одержимо. Но все же его речи, не признающие авторитетов, были так созвучны душе сестры, что день за днем она все глубже погрязала в личность брата и находила ее слишком многогранной, чтобы обвинять его в ограниченности и слепоте.

Ночью она выходила в сад и ощущала, как холодеющий ветер разжигает в ней жажду настоящей жизни. Быть запертой в теле уездной барышни с соседями, способными только пить чай после обеда, при ее деятельном характере, во многом разбуженном братом, было мучительно.

Алина Крисницкая воспитывалась в столице, там же успешно окончила гимназию, не приобретя, впрочем, друзей, не считая учебу важной, но старательно развивая себя самостоятельно путем беспрерывного чтения и общения с теми, кого вылавливала поодиночке.

Федотов ворчал по этому поводу:

– Что за блажь, мы разве нищие, что заставляем свою наследницу получать образование? Будто ты, Миша, собрался отправить ее гувернанткой в чужой дом?

Михаил Семенович был непреклонен, не желая ограничиваться домашним образованием для дочери. Частным гувернерам доверял он меньше, чем гимназистским преподавателям – те способны были передать лишь свой опыт. Хотя, конечно, женские гимназии не шли в сравнение с мужскими… Затем Крисницкий увез дочь в деревню под предлогом того, что молодому организму свежесть утренних полей и живописные закаты полезней, чем смрад города, где из каждого угла веет чахоткой. На самом деле, Алина понимала это, он опасался ее замужества. В деревне же выбор женихов был настолько комичен, что Алина, даже если бы хотела, не смогла найти кого-то по сердцу. Потерять ее Михаил Семенович был не в силах, опасаясь, что дочь повторит судьбу матери.

10

Алина была несказанно удивлена, что Федотов, по всеобщему суждению простак и рохля, как тихо посмеивались у него за спиной, сведущ в вещах, которые ей могут и не открыться, даже проживи она до момента, когда во рту у нее не останется ни зуба. Она завороженно внимала.

– Пойми, милая, – говорил Федотов вкрадчивым голосом – надтреснутым сиплым фальцетом, в котором Крисницкий порой не без содрогания угадывал приближение смерти, – все мы так или иначе зависим от людей лучше нас или тех, кто таковыми кажется, пока мы не распробуем их суть. Эти девушки, сестры Стасовы… Были высшими людьми, понимаешь? Или мне, неуверенному, неуклюжему, так казалось… Сквозили в них какая-то стать, обаяние, что позволяло окружающим склонять голову. И твой отец такой же. А вот мать, при всем уважении, была пташкой помельче. И то, что он оценил ее, был благодарен за кристальную любовь, которой она его одарила, делает ему великую честь. Моя Яня всегда говорила, что это лучшее чувство среди людей. Оно способно породить любовь.

Крисницкий, подоспевший аккурат к части про Антонину, память о которой с лета годов становилась уже священной, вознегодовал. Вмешиваться в его дела!..

– В ней не было столько темного мрачного обаяния, силы подминать по себя. А духовно она вас превосходила во сто крат. Уж у нее не возникло бы откуда ни возьмись взрослого сына. Крисницкий с раздраженной улыбкой перетерпел эту шпильку.