– Вы, верно, не понимаете, что надо вытащить ее оттуда.
– Вытащить? Полоумную старуху, добровольно отказавшуюся от Тони ради убийцы своего мужа? Опомнитесь, милостивый государь.
– Речь идет об Алининой бабке. Неужто вы позволите ей гнить в казенном месте, там, где никто не любит и не уважает ее? Гнить среди пьяниц и клопов… Потомственную дворянку!
– Ох уж ваши отжившие представления о родовитости, – вздохнул Крисницкий, смягчаясь. Сословная гордость всегда была окутана для него уважаемой притягивающей вуалью.
– Пусть хоть навещает нас время от времени… Видит бог, я за весь век ничего не требовал от вас. Так уступите же первому моему желанию. Алина должна знать свои корни, пока может. Это всем помогает. Она же уже история! Какая незавидная участь… Мы ведь считали ее давно почившей. Есть в этом нечто… притягательное.
– Будь по-вашему.
30
– Это она? – с интересом спросила Алина, исследуя небольшой портрет Анны Литвиновой, выполненный неизвестным крепостным мастером.
– Она самая, – ответил Денис.
– Я не знаю, что ей говорить…
– Оставь, само пойдет. Ей сейчас главное хоть крупица участия. Какие мужчины ее любили… Удивительная женщина, – повинуясь ностальгии, Денис словно позабыл обо всем, что случилось на самом деле, поэтизируя прошлое.
Алина, словно парализованная, следила, как Денис Сергеевич обнял вошедшую женщину и задержал ее в объятиях, оперевшись подбородком о ее костлявое плечо.
– Не я словно это, дорогой… Оглядываюсь – я еще в своем шикарном поместье с крошкой дочерью, – прошептала Анна Александровна немного погодя, когда они уже уселись и успокоились. – И не было будто всех этих страшных лет, когда поминутно я возвращалась назад, не могла жить сегодняшним днем, словно накрытая грязной мешковиной от солнца. Другой человек с теми же воспоминаниями… А это муж моей маленькой Тони? Подумать только, ей бы сейчас было около сорока… Сама уже старуха, чего уж про меня говорить?
Крисницкий приподнял бровь и вскоре вышел под предлогом неотложного обстоятельства. Дочь, желая не ждать прислуги и сразу принести чай, последовала за ним.
– Что это за поведение, папа? Так ли сложно хоть раз за двадцать лет побыть учтивым?
– К чему? Я не желаю близко знать эту женщину. Учит прошлое твоей семейки по женской линии. Не хочу, чтобы это наследие дурно влияло на тебя.
«А кто дурно влиял на тебя? Сплошное лицемерие». Но любовь к отцу от таких небольших неприятный открытий не пострадала – Алина была прагматична и не позволяла какому-то чувству безраздельно властвовать в ее душе.
Крисницкий не пожелал тесно сходиться с Анной Александровной, поэтому внимать ее непростой повести остались лишь Алина, чужая девочка, к которой она должна что-то испытывать, потому что та с ее кровью перескочила через поколение, и Денис, друг далекой юности, стародавний знакомый, такой древний, что ни он, ни она уже и не вспомнили бы, где и когда познакомились.
Анна, старая, морщинистая, с ввалившимися щеками, измененными донельзя слезящимися глазами, начала свою повесть. Произнесенные вслух слова оживляли людей, которых нет. Сколько было прочувствовано, перевидано, пережито. И все это оживало в сухих словах для тех, кто не был лишен воображения. Но все равно не так ярко и броско, как было взаправду или отложилось в памяти у сосуда этих воспоминаний. Без подспорья, клана за спиной, их с сестрой вместе Анна не знала, как выплыть, и просто сникла. Она не знала, что можно уметь бороться.
Алина просто не могла поверить, что это происходит наяву, что эта свидетельница, участница и зачинщица тех невероятных, преступных и порочных событий, семейная легенда и назидание непослушным отрокам, ссутулившись, сидит напротив нее на диване. Алина видела в бабке чуть ли не борца с гнетом общества и не могла не волноваться, не одобрять в душе, не хихикать перед ней и не пожирающе смотреть с каким-то отстраненным блеском в очах.
– Сколько лет мне было тогда? Теперь уже не припомнить. Тогда время почему-то шло не то чтобы медленнее… Но насыщеннее. Казалось бы, жизнь девушек до, а особенно после замужества не блещет разнообразием. Однообразные развлечения, рукоделия, разговоры… Моя жизнь покажется исключением, ведь она и началась, и потекла в связи с этим по-иному. Что было во мне… Или мне только казалось, что было… Этот всепоглощающий огонь, рвение к большему… Почитание себя избранницей судьбы… К чему все это привело, – старушка вздохнула, кряхтя.
Алина изумленно молчала. «Не так-то ей много лет, – размышляла она с жалостью. – Отчего же она выглядит столетней?»
– Как вышло, что ты оказалась в этой клоаке? – спросил Денис Сергеевич.
Оба они, конечно, были разочарованы тем, во что превратились. Ибо в последний раз им довелось видеться в момент, когда тело еще цветет и с легкостью выполняет все возложенные на него функции. На самом-то деле не смерть Янины его подкосила. Просто стало значительно и привычно прикрываться ей.