Борис красноречиво приподнял брови.
– Не понимаю, почему отец не отдаст ее за вас, – сокровенно прошептал он.
Василий слегка приоткрыл рот, и внимание его заострилось на молодом человеке со светящейся кожей. Человек этот блекло, но выжидательно следил за ним, не думая даже, что собеседник понимает это.
– К чему все эти вводные конструкции? – выдохнул Лискевич, чувствую поднимающуюся обиду и злость.
– Вы заслуживаете ее… А она, слепая, не понимает…
Василий промолчал, в душе одобряя слова младшего Крисницкого.
– Я продолжу! – воскликнул Борис, приподнимая брови. – Сестра неблагодарна.
Василий сохранял гнетущее безмолвие, Борис приободрился.
– Она едва ли заслуживает такого к себе отношения… Она и ее сподвижники.
– Вы верите этим слухам?
– Это факты… Об этом знают все. Кроме отца, кажется. Понятно, его все ограждают от треволнений.
– Я не думаю, что стоит что-то делать. Пусть живет, как знает.
Это слова едва ли отражали действительность. Василий собирался рано или поздно снова позвать Алину замуж и вовсе не думал, что она может существовать без него.
– На вашем месте я бы добился ее. Если бы вы были рядом всегда, когда ее шарахают по носу… Она бы поняла, что друзья ей отнюдь не Львов с Лиговским.
– С чего это в вас нашлась такая забота о сестре? Помнится мне, вы и парой слов с ней не обмолвились за все время. Как и со мной, впрочем.
– О, забота о сестре не входит в список моих приоритетов. Но я думаю об отце. В отличие от нее. Он так привязан к дочери… Вообразите, что будет, если ее деятельность предадут огласке? Его сердце разорвется.
– Что же вы хотите? – проронил уже не так сухо, как раньше, Лискевич, в упор глядя на Бориса.
– Я лишь хочу, чтобы моя сестра не свела своими выходками отца в могилу. Было бы чудно, если бы кто-то присмотрел за ней в столице, уберег от ошибок. Для вас это тоже будет весьма выгодно – вы получите возможность заполучить ее.
– Меня она едва ли станет слушать, – отмахнулся Лискевич, а в душе его зародилась мечта – повлиять на Алину, наставить на путь истинный, завоевать любовь… О да, он даст ее братцу этот шанс!
– О, станет! Сестра чутко отзывается на заботу. Как все женщины.
Лискевич вновь не озвучил ни слова. На сегодня красноречия и так показалось довольно, несмотря на волнение, охватившее его при развитии темы.
Как Борис ни пытался завуалировано преподнести заботу об окружающих, выходило это коряво. Но Василий со своим извращенным понятием о действительности относился к числу тех, кто как раз не разгадывает фальши там, где привык видеть неестественность. В центре неразвивающейся благодаря собственной лени сущности юного Крисницкого стояло глубочайшее уязвление превосходством сестры, невероятной к ней любовью отца, своей второстепенной ролью, пусть и благодаря собственной безынициативности. Ребенком он рос слабым и тихим. Из-за сложившихся отношений в семье он все больше замыкался, чувствуя себя неугодным, ощущая желание отца, чтобы он исчез, возродив ту, которая погибла, производя его на свет. А из взрослых никто не хотел иметь дело с таким букой. Снежный ком нарастал годами, а у Бориса не было ни сил ни способностей разорвать этот порочный круг.
Какая тонкая игра, игра почти бессловесная, на самых тщеславных гранях характера предстала бы случайному зрителю в тот момент! Борис не прогадал. Ростки сомнения пустили корни, и вступление Лискевича в заговор было лишь вопросом времени.
29
– Знаешь, милая, в старом имении твоего деда считали нечистой одну речку.
Алина, вошедшая за нотами, с досадой приостановилась, понимая, что теперь ей придется стоять на месте, пока Федотов не разразится тирадой: «Как хороши, как свежи были розы».
– Отчего? – благовоспитанно спросила она.
– Барин утоп, а молодая барышня под лед там провалилась.
– Анна?
– Нет… Моя жена.
– Янина… Удивительна история моей семьи, – с задумчивой улыбкой произнесла Алина.
– Да… Оттого она и зачахла несколько лет спустя. Легкие ее стали совсем слабыми после того купания.
Алина, погруженная в мысли о взаимосвязи всего в мироздании, притихла. Федотов явно хотел продолжить разговор, но отчего-то не решился.
– Ну, иди, золотце. Вечно у тебя столько дел…
– Недавно я встретил старого знакомого, – начал Денис нерешительно, и в глазах его только вошедший Крисницкий обнаружил страх и смущение, – который сообщил мне ошеломительное известие. Анна здесь, она пыталась разыскать своих родных. Не сгинувшая в рудниках, но в богадельне.
Крисницкий, казалось, прирос к полу.
– Вы, верно, шутите… Та самая Анна?!
– Поверьте, хотел бы. Словно призрак, нежеланный призрак прошлого лицезрел я… До сих пор не в себе.
– Вы встречались с ней?!
– Видел краем глаза, когда она в сопровождении товарищей совершала моцион. Она совсем недавно вернулась с каторги.
– И?.. – Крисницкий пока не понимал, к чему клонит Федотов и клонит ли вообще, а не просто сообщает ему о перипетиях судеб стародавних знакомых. То, что речь шла о бабушке его дочери, казалось, не приходило ему на ум.
– Ей около шестидесяти, но выглядит она на сто лет…
– Какая досада, – пробурчал Крисницкий.
Федотов покосился на него.