Кружевные закаты

– Да, и вы во имя идеи не желаете даже нести ответственность за собственные грехи. Какая первоклассная отговорка! Ты опасен своей убежденностью, друг мой! Когда ты озвучивал все это, это была весьма ново и привлекательно, так непохоже ни на что остальное, на глупые правила пуритан… И я клюнула. А чем ты отплатил мне? На проверку же, я думала, я надеялась, верх над идеями возьмут здравый смысл и совесть. Но ты не хочешь думать своей головой. Размышлять и поступать так, как надо, а не так, как прописано в тетради твоих идей. А твои ли они вовсе? Или тебя кто-то заразил ими, так же, как и меня ты?!

– Это не так, – протянул он, не дождавшись ее следующей фразы. – В тебе сидело это, я лишь поджег фитиль. Просто так нельзя взять человека с идеями и вылепить то, что хочешь. Если он, конечно, не воск, но к чему мне люди без духа?

– Тебе ведь плевать на них, на них всех, – тихо сказала она, подавшись вперед, чтобы он четко видел блики света на ее щеках. – Главное знать, какой ты особенный. Главное самоутвердится и выпустить на волю дьявола в себе. Ты и о России-то не думаешь! Боже, боже, как я могла быть такой дурой и не замечать этого прежде!

Константина полоснула молния ее дикой улыбки. Ему не хотелось спорить. Он давно подозревал, что так и есть. Но убежденность в собственной непогрешимости, хоть и с признанием безумия самого себя, обычно сводила споры к тому, что Костенька с милой улыбкой озвучивал свои доводы и мало заботился о том, что отвечает ему несогласный. Ничто не было способно изменить его настрой. Сестра, пожалуй, поняла правду, но не с той стороны. Выходило, что он все это затеял ради одного себя. Нет.

– И что с того? – выдал он, ничуть не смутившись и не испугавшись (такого за ним никогда не водилось).

– Да ничего, – отрезала Алина.

Не объяснять же ему, как разочарование за разочарованием разбивается ее мнение о людях. Пусть спокойно дойдет до конца.

– Ты не ради обездоленных это делаешь…

– А ты ради них? А не для того, чтобы показать, что и ты чего-то стоишь в мире, которым извечно правили и будут править мужчины? И ты забываешь, тем не менее, что в таком мире настоящей женщине может быть очень неплохо. Если она умеет себя держать. А ты вместо того чтобы овладеть этим искусством, ринулась в бой.

– Мне претит взгляд на женщин как на…

– Да перестань! – со смехом прервал ее Константин. – В любое время можно выгодно устроиться, если у тебя есть голова на плечах.

– Странно, что это говоришь именно ты, идущий против всего!

– В этом и прелесть.

– Неужели ты действительно веришь в то, что сказал?

– Жизнь доказывает правоту моих слов. Но то, что я в них верю, не значит, что хочу следовать этим истертым заповедям. Мы должны создавать новую мораль… Вопреки!

– Если бы ты хотел помочь, – повернула разговор его сестра не тему, более ее пугающую и колющую, – ты бы больше времени отводил неимущим, тем, кто истинно нуждается в твоем переустройстве, и меньше – слушанию себя.

– Без самолюбия никто никогда успеха не добьется.

– У тебя оно возведено в культ, – с досадой сказала Алина несмотря на то, что в какой-то степени была согласна с братом.

– Алина! Мы тысячу раз обсуждали это, а ты опять долбишься своей упрямой головой о пороги! Что проку помогать неимущим? Нужно не косточку им бросать, а в корне менять жизнь, чтобы сам они могли помогать себе!

– Это все понятно! – взревела Алина. – И отец всегда говорил так же! Но то, что скрывается у тебя за этими словами, все равно мне не близко! Ты говоришь так, чтобы отвести от себя праведный гнев, чтобы замаскироваться…

– Но я действительно так думаю…

– Однако это не главное для тебя!

– И что с того?! Ты как нелогичный обличитель нравственности, сам не понимающий, для чего ему докапываться до правды, если она никому не сделает добра! Обычно такие потуги выглядят жалко. Извечный вред узколобых принципиалов…

Алина поняла, что Косте удалось поймать ее. Ведь она так же отзывалась об истовых поборниках морали.

– Среди вас мало истинных человеколюбцев, вам главное – потешить собственно е «я» и посмотреть, до какого рубежа сможешь добраться, – тем не менее не сдавалась она.

– Но это ведь нормально…

– Не в таких серьезных масштабах. И не когда дело касается благополучия, безопасности и жизни других. В мелких масштабах это то действительно никому не навредит, разве что ближним… А вот дай вам власть…

Понимание того, что он не считает ее избранной, самым близким другом, приходило к ней постепенно и не стало неожиданностью, бьющей под дых. Под угрозой разоблачения и окончания этой драматичной пьесы, приведшей каждого из ее окружения к краху их строптивого свободного мира, она уже не считала должным сдерживаться. В состоянии, близком к агонии, пробыла Алина Крисницкая несколько последующих дней. Все было чересчур маловажно по сравнению с драмами, тесно переплетенными в себе и реальности.