С грубой силой Алина вскочила с места и заперлась в своей спальне. Медленно, словно не понимая, что нужно предпринять теперь, Алина застыла возле кровати и неприкаянно смотрела на отблески уличных фонарей на неизменно белоснежных простынях. Затем, трогая рукой шею, она сползла вниз и что есть силы заплакала. Всегда лила слезы она только от смеха, а теперь рыдала и пеняла себе на это. С ног до головы поросшая броней, она так хорошо научилась искоренять в душе все мешающие обстоятельства, что ужаснулась, насколько перестала уже быть человеком со слабостями. Неугодные и просто опасные чувства стали глуше, тусклее. Всю жизнь она сама себя ломала, отдаляла людей, которые ее любили. При Андрее особенно приходилось умирять порывы, опасаясь насмешки, опасаясь выглядеть глупее, чем была. Слишком страшилась госпожа Крисницкая увидеть неодобрение в его чертах, это вросло в нее. Теперь Алина захотела проявлять больше чувств, быть живее, естественнее, как Светлана, и опасалась, что перечеркнутые годы с самого отрочества не позволят ей этого.
35
– Никогда не видела тебя такой разъяренной! – сообщила ей Светлана, недовольно покосившись и ожидая извинений или раскаяния, дабы не портить впечатление.
– Значит, ничего ты обо мне не знаешь, – хмуро отозвалась Алина, не повернув даже головы.
– Да что с тобой, в конце концов?!
Происходило объяснение на следующий день. В доме кроме них находилось несколько соратников, не стоящих, по избирательному мнению Алины, внимания. Да все, кроме них с Костей, не высказали ни одной дельной мысли за злосчастный последний год. К чему вообще они занимались этим? Должно быть, это соответствовало моде, как будто прогрессивному течению среди студентов. Теперь же польза их открылась Крисницкой со всей четкостью – на них можно было в виде истерики выплеснуть накопившееся неудовольствие.
Алина Михайловна практиковала подобное в первый раз, но чувствовала, что это поможет. Нарастающая обида на глупость окружающих и какая-то непокорная злость не оставляли ей выбора, не давали покоя. Алина не в первый раз подумала, что не так уж хорошо все время сдерживать себя, подавлять негативные эмоции, казаться и быть спокойной. Дрожь души, обиженная растоптанная дрожь, грызла ее. Зная, что желаемое поведение доставит всем только хлопоты и негатив, она чувствовала, что не может сдержаться, да даже если бы могла, не захотела, настолько сильным оказалось эгоистическое желание сделать окружающим так же плохо, как было ей самой. О том, что они не виновны, она не заботилась.
– Да как вы не понимаете, карта наша бита! Костя нездоров, а без него я не знаю, как быть, я ведь… Как я могу указывать кому-то, что делать?!
«Как я могу указывать кому-то, что делать, если сама с собой не в силах совладать? Лидеры не сомневаются, не плачут». Несмотря на вскочившую недавно ненависть к брату, она нуждалась в его твердой руке.
– И что же теперь, бросаться на всех? Даже когда на душе неспокойно, ни к чему так держать себя, это не выход, – попробовала приструнить ее Светлана. – Хочешь ты или нет, ты будешь вести нас вперед. Ибо крепче тебя никого не осталось. Да и не было, должно быть.
– И мне было бы намного легче доделать все без вас, вы только отвлекаете меня.
Никто ничего не ответил ей на этот раз. Все с молчаливым упреком стояли перед Крисницкой, каждый думал: «Мы столько прошли вместе», – но никто не потрудился озвучить свои идеи. Годы, богатые внутренним содержанием, научили их порицать молча.
36
Холодеющий ноябрь длинной спутанной чередой гнал по небу грузные облака. Сладкой печалью отдавались в сердце последние дни до промозглого снега, сыплющегося с неба и заметающего все вокруг. Обожженные морозом растения не выпячивались больше не затертой зеленью своих клейких листочков. В неблагополучном квартале Петербурга, из всех щелей которого сочились помои и выглядывали подернутые оспой и сифилисом лица тех, кому в жизни повезло меньше, чем барчукам, собравшимся здесь, произошло столкновение нескольких личностей. Ветер злым волшебником яростно дул по улице, унося с собой радость. Облака клубились в сыром небе сизым дымом, а дождь покалывал стекла близлежащих домов.
Алина Крисницкая с молчаливой решимостью дождалась Светлану и Василия Лискевича.
– Ты все же привела его? – покосилась на последнего Светлана, когда они, наконец, соединились, а Алина непререкаемо ответила:
– Нам нужны новые смышленые союзники, раз мы остались без головы.
Светлана онемела, а Василий, сощурившись, смотрел на предводителя.
– Едва ли мы осилим это вчетвером, когда один болен.
– У нас есть безмолвные помощники, пусть делают свое дело.
– Но в случае чего схватят не этих анархистов, а нас…
Алина взорвалась.
– Я дала тебе шанс не для того, чтобы ты наводил здесь страх! Если что-то вам не угодно, милости просим прочь отсюда! Организация наша большая, но, пока эти пустобрехи раскачегарятся, сколько воды утечет? А мы должны уничтожить этого подлеца до того, как нас арестуют. Впредь наука им будет не задевать наших.