Кружевные закаты

Утром газеты сообщили о происшествии, кляня вандалов. Светлана, проверив, все ли в порядке с Алиной, безмолвно уставившейся в одну точку, не спящей и не говорящей, прочитала ей свежие сводки.

В расстилающемся от дыма пространстве жандармы, следовавшие за нарушителями, смогли различить бездыханное тело мальчишки, навзничь валящегося у алтаря, и окровавленное – юноши постарше, но тоже щенка. Местной бедноте, уже вылезшей на промысел, заключающийся в распугивании более благополучных граждан, показалось, что кто-то настиг их и покарал ночью. Обыватели решили, что божья кара осыпалась на их недостойные головы.

Соратники Лиговского понимали, что персоной, которая поведет их вперед к светлой цели и возьмет на себя руководство самосудом, теперь станет его сестра. Самодельная бомба, стоившая им так дорого, поскольку пришлось прибегать к помощи на редкость замкнутого еврея, ободравшего их, как липку, уже была изготовлена. Пути назад не было, как любил говорить Костя.

А Крисницкая, на которую свалилось подобное доверие, не могла разобрать, что чувствует острее – бешенство или страх. Алина понимала, что подобную ответственность больше возложить не на кого, что начатое доделать необходимо, пусть даже для собственной совести. Что она может? Почему у Кости с шутками – прибаутками это получалось безболезненно? Ответственность вкупе с усталостью и разочарованием в деле, за которое она взялась так рьяно, сделали ее еще задумчивее и резче. Впрочем, Костя не был таким уж гениальным полководцем – до сих пор они работали в тандеме, а лидерских замашек проявлять у них не было шансов.

В трудной ситуации Алина и Светлана не нашли ничего лучше, как позвать на пряники Андрея. Причем Виригина и Львов по – прежнему опасались говорить друг с другом, озвучивая свои соображения через Алину. Вернее, их озвучивала только Светлана, Андрей все больше отмалчивался и мрачнел.

– Если в месиво нашего дела попадут случайные жертвы, как тот парень, связавшийся с Костей, они будут мучиться… Мучиться обязаны и мы, – тихо сказала Светлана. – Представь, что у кого-то семьи… Почему прежде мы не задумались над этим?! Почему думали, что все будет чисто?!

– Мы ведь не хотим гибели непричастных, своих же… Подумай, несколько случайных жертв, но зато сколько спасенных… И потом, он знал, на что шел, брат ведь не обманывал его.

– Когда, кем они будут спасены?

– Потом, с годами, если нам не повезет, после нас придут такие же. Наше начинание не будет напрасным. Понимаешь, каждый из нас отдаст жизнь за дело, так пусть эти люди тоже отдают.

На этом месте Андрей, которого Алина знала столько лет, непременно произнес бы, что это неплохое затуманивание разума недалеким новобранцам, но, несмотря на свою ограниченность и кажущуюся простоту, этот нехитрый способ неизменно работает. Он был отвратителен во времена этих проповедей, не терпящих возражений. Да будь он проклят, этот Андрей! Отчего неизменно его мысли набатом отдаются в ее памяти и поныне?! Но, вопреки раздраженной готовности Алины, Львов продолжал отмалчиваться.

– Но они не хотят быть с нами, они нас боятся… – отозвалась Светлана уже спокойнее.

– Не хотят?! Как они могут быть в стороне, такое творится под нашим носом! Вот те, кто находится в стороне, истинные преступники, а не мы!

– Оно не будет напрасным… Но нас все равно уничтожат? – со слезами спросила Виригина, решив вернуться к безотчетному распылению себя.

В том, что ее успокаивали, пусть даже так, было что-то приятное.

– По-человечески относиться надо к народу своему, тогда не будет кровопролития на каждом шагу! – в отчаянии на то, что собеседник, которому она так верила, с ней не соглашается, выкрикнула Алина. – Несколько случайных жертв… А сколько людей, невинных людей погибает от рук самого даже доброго императора? В сотни раз больше, – продолжила она немного тише.

– От рук любого властителя, не обязательно императора, – пробормотал Андрей. – Издержки власти. Если не тираны и не безответственные тупицы, не ценящие человеческую жизнь.

Подумав, что собеседница, как всегда, оказалась дальновиднее ее и нашла, чем крыть, Виригина все же пролепетала:

– Мне так страшно, – и испуганными глазами уставилась на Алину.

Та без промедления отвесила ей пощечину и сама схватилась за голову. «А мне не страшно?!» – силилось донести ее лицо, оставаясь безмолвным.

– Ты что делаешь? – воскликнул Андрей, встрепенувшись.

– Все равно пропадать, – срывающимся от волнения голосом ответила Алина, присмирев. – Все прахом!

– Все настолько плачевно? – мрачно произнес Андрей скорее утверждающе, чем вопросительно.

– Вы ничего не можете, не понимаете! Смотрите только на меня, как на бога… А я ничего не могу! Надо менять национальное сознание. Убийство не поможет.

– А возможно ли это вообще?

– Что?

– Что что-то поможет… – протянул Андрей, недобро сверкнув глазами.